Русская военно-промышленная политика. 1914-1917. Государственные задачи и частные интересы - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Поликарпов cтр.№ 8

Все вместе они повторяли то, к чему просвещенный бюрократ А.В. Головнин пришел полвеком раньше: «Действительная сила России заключается не в армии, не во флоте… Россия ожидает дорог, разрешения крестьянского вопроса, учреждения других судов и полиции, другой системы взимания государственных доходов, устройства народных школ и вообще учреждений, которые прямо поведут к увеличению благосостояния империи, а с тем вместе и силы ее». Строить же боевые корабли — «нет денег на подобные затеи, составляющие предмет роскоши, а не насущной потребности империи» . В.И. Вернадский считал, что учреждение ряда специальных исследовательских институтов с целью изучения недр «не менее необходимо для выхода из тяжелого положения в связи с войной, чем, например, создание… сверхдредноутов», чем пушки и снаряды. «Можно создать все исследовательские институты, сделав одним сверхдредноутом меньше» .

Таким образом, в оценках «государственно мыслящих» людей — вовсе не анархистов или социалистов и не пацифистов — «услуги» стране и обществу требовались иные, чем это представляла себе верховная власть. Да и в самом правительстве понимание необходимости определенных «оборонных услуг» не было однородным. В частном письме бывшему дипломату и коллеге по Комитету финансов П.А. Сабурову министр финансов В.Н. Коковцов высказал свое отношение к сложившемуся курсу так: «Я с тревогою смотрю на наше экономическое и финансовое положение… Будущее полно мрачных предзнаменований, и я не вижу, откуда мог бы блеснуть нам луч успокоения… Хочется крикнуть одно суммарное пожелание: пора, давно пора умерить фантазии, которые ведут нас к гибели! Эти фантазии я вижу везде: в непомерном усилении флота, в нашей активной политике за счет голодного мужицкого брюха, в никому не нужном мореплавании, в… стремлении брать деньги на все, вместо того чтобы приостановить расходную сатурналию и начать ослаблять податной винт» .

Понятно, что ни Меньшиков, ни Коковцов или С.Ю. Витте, ни другие бюрократические и политические деятели, отвергавшие проводимый курс, не выступали против любых «оборонных услуг» вообще, но очевидно, что конкретно названных «услуг» они не добивались и не одобряли. Излишне было бы доказывать, что другая часть общества, еще более значительная, причастная к производительному труду, ничего для себя доброго от этих «услуг» не ожидала и только несла потери.

Вопреки неисторическим и противоречивым построениям Маркевича — Харрисона, «услугами» такого рода удовлетворялись запросы, обслуживалось благосостояние не общества в целом, а лишь возвысившейся над ним касты, клики (К.Ф. Шацилло) — прежде всего персон, допущенных к решению главных вопросов государственной военной и экономической стратегии. Эту касту Д. Ливен определяет как «политическую структуру, стремившуюся стоять вне общества и над ним», презирая его во всех его частях и «всемерно используя их для поддержания собственной внешней военной мощи и престижа» . Внешнюю политику страны определяли «люди не только некомпетентные, но и руководившиеся в своих действиях не интересами России, а собственными корыстными расчетами» . «Благосостояние» этой касты не сводилось к вульгарным личным доходам (в том числе от теневой военно-промышленной деятельности), допускающим исчисление в деньгах ^[13]. Точно очерченные материальные проявления успеха лишь сопутствовали чему-то менее обозримому, но несравнимо более значимому. Доступ к рычагам управления национальными ресурсами в соответствии с сугубо личным пониманием «государственных интересов», позволяющий тешить свое властолюбие и тщеславие, испытывая от этого, конечно, неизмеримое в статистических единицах, социально переживаемое ощущение «административного восторга», — особая статья «личного потребления», дополняющая общежитейское благополучие.

Включая «оборонные услуги» в положительный баланс, Маркевич и Харрисон объясняют это тем, что такая методология «дает представление о производственных возможностях общества». Но и это объяснение также несостояюльно исторически: какими бы блестящими ни выглядели статистические расчетные «возможности», а на деле вся социальная система не выдержала груза «оборонных услуг», которые к тому же в реальности финансировались антантовскими кредиторами, то есть ложились на расходный ба^: маис будущих поколений подданных Российской империи. Действительным фактом, имеющим статистическое обоснование, является другое — то, что наращивание «оборонных услуг» предпринималось за счет урезания расходов на нужды здравоохранения, благоустройства, науки и образопания ; жертвуя сотнями тысяч цветущих людских жизней, общество не увеличивало свои производственные возможности.

Сам же М. Харрисон не зря свой «в целом скептический взгляд» на экономические последствия войны основывал не на исчисляемых оценках якобы полученных народами «военных услуг», а на признании того, что «война вообще является деятельностью с отрицательным балансом». Если за время войны в экономике появляется что-то полезное, то нет доказательства того, что это «действительно результат войны и никак не могло состояться иначе, без войны»; «всегда того же результата можно достигнуть менее дорогостоящим путем» . Хотя П. Гэтрелл считает, что «трудно разграничить последствия войны и последствия революции 1917 г.», он находит, что в 1916 г. национальный доход начал падать и к 1917 г. «едва достигал ²/₃ от довоенного уровня» .

Статистическим источником, позволяющим судить о динамике индустрии военных лет, является промышленная перепись 1918 г. Д. Джоунс привел показатели, свидетельствующие о совокупном, по всем отраслям, росте: если принять 1913 г. за 100%, то 1914 г. дает повышение до 101,2, 1915-й — до 113,7, 1916-й — до 121,5, а 1917-й — падение до 77,3. Именно в таком виде итог переписи представлен у Стоуна, откуда и перешел к Джоунсу, Макнилу и А.И. Уткину . Но использование сведений Стоуна, даже когда он ссылается на источник, требует обязательной проверки. В данном случае Стоун ссылается на таблицу «Промышленное производство в России в 1913–1917 гг.», составленную по материалам переписи 1918 г. и приведенную у А.Л. Сидорова. Как же поступил он с этим источником?

Во-первых, отброшены все высказанные Сидоровым критические замечания о степени достоверности приводимых показателей. А речь шла о том, что перепись 1918 г. содержит данные «без Урала» и «не охвачен Донбасс», то есть выпали самые проблемные для российской военной экономики районы с их неуклонным на протяжении всей войны сокращением производства металла, отчего по ряду вопросов «данными переписи и вовсе нельзя пользоваться». «Совершенно ясно, что о работе металлургической промышленности и машиностроения, — предупреждал Сидоров, — едва ли можно делать какие-либо выводы на основе только данных этой переписи». Во-вторых, Сидоров обратил внимание на то, что, хотя бы и закрывая глаза на такую «мелочь», принимая эти изуродованные цифры, все же оказывается, что «даже только за три года войны» — исключая 1917-й — общий прирост продукции втрое замедлился по сравнению с предвоенными годами. Как отмечает X. Хауман, пользовавшийся той же таблицей, продукция металлургии по сравнению с 1913 г. упала к 1916 г. почти на 20%, выпуск полуфабрикатов — на 13%, притом что дефицит металла к концу 1916 г. оценивался в 50% . Но все это у Стоуна скрыто, потому что, в-третьих, он (а за ним и Джоунс и другие) отсек от таблицы, заимствованной у Сидорова, — и выбросил — ее основное содержание, отраслевые показатели, взяв только итоговую последнюю строку. А отраслевые показатели свидетельствуют (на это и указывает Хауман), что в 1916 г. уже не наметилось, а состоялось падение производства в горной и горнодобывающей промышленности (даже не считая Урала и Донбасса) с 1019,3 до 941,3 млн. руб., еще более значительное — в добыче и обработке камней (а это значит — в заготовлении цемента, огнеупорного кирпича, бутового камня, абразивных материалов), текстильной и чуть ли не во всех других отраслях, ш исключением собственно военных — металлообработки, химии и производства смешанных волокнистых веществ (то есть взрывчатки и пороха) . Именно рост военных производств создал ложную видимость общего процветания, представленную в итоговой последней строке. Но тому, кто принимает за истину итоговые цифры Стоуна, нет оснований сомневаться в отброшенных им составляющих.