Внутренний враг. Шпиономания и закат императорской России - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Фуллер cтр.№ 30

Когда утром 14 апреля Б.А. Суворин, главный редактор «Нового времени», пришел на службу, у входа его уже ждал Мясоедов. Они были знакомы — Суворин несколько раз бывал в гостях в доме Мясоедовых. Жандармский полковник потребовал сообщить ему, кто стоит за чудовищными наветами. Он уверял Суворина в своей полной невиновности и брался доказать это. Суворин, который на самом деле и был автором статьи от 13 апреля, отказался удовлетворить грозное требование жандарма, однако обещал, так и быть, опубликовать опровержение, если Мясоедов даст себе труд его написать. И туг же, оборвав разговор, скрылся в своем кабинете.

Полученное таким образом туманное обещание, что «Вечернее время», возможно, позволит ему оправдаться, не удовлетворило Мясоедова. Необходимо было снять все обвинения, и немедленно. Целый день Мясоедов бомбардировал Суворина записками, умоляя его о встрече. Пусть только Суворин уделит ему время — он тут же убедится в полной невиновности Мясоедова и сам опубликует столь отчаянно необходимое опровержение. Суворин молчал. Ближе к вечеру принесли последнюю записку от жандармского полковника, на этот раз это был дуэльный картель. Его Суворин тоже проигнорировал. Очевидно, это последнее оскорбление и привело Мясоедова в состояние неконтролируемой ярости.

В воскресенье, 15 апреля, Суворин был на бегах на ипподроме, располагавшемся на Семеновской площади. Мясоедов прибыл туда вслед за ним и, растолкав зрителей, появился прямо перед журналистом. Сергей Николаевич нанес ему сокрушительный удар рукояткой хлыста по голове. Не ожидавший нападения Суворин рухнул на колени, но туг же, шатаясь, поднялся. Завязалась драка. Далее показания свидетелей расходятся. Суворин позже утверждал (утверждение это, кстати, не было подтверждено ни одним свидетелем), что Мясоедов выхватил из кармана мундира пистолет и угрожал ему. Как бы то ни было, противников растащили; Мясоедов резко повернулся и покинул площадь, не переставая выкрикивать ругательства и проклятия в адрес Суворина — труса, испугавшегося принять вызов¹⁰¹.

Друзья Мясоедова вполне понимали его состояние. 27 апреля Сухомлинов послал записку Екатерине Викторовне, находившейся во Франции. «Мясоедов, — писал он, — поколотил Бориса Суворина за клевету на него в «Вечернем Времени». Другого выхода не было». Владимир Александрович сожалел только о том, что «негодяй» Суворин не был унижен еще более¹⁰². Два дня спустя Борис Фрейдберг написал Мясоедову из Либавы, что «до <глубины> души возмущен неслыханной наглостью и дерзостью тех, которые унизились до такой гнусной клеветы», и добавил, что друзья и знакомые Мясоедова, хорошо его знающие, ни на мгновение не усомнились в его абсолютной честности и преданности долгу¹⁰³.

Гучков между тем использовал появление упомянутых статей для того, чтобы возбудить парламентское расследование о том, чем именно занимался Мясоедов в Военном министерстве. На 19 апреля в Думе было назначено особое, закрытое заседание. Сухомлинов не мог его игнорировать: не явись он, это было бы сочтено подтверждением истинности газетных обвинений. В назначенный день в половине третьего пополудни Сухомлинов вошел в зал заседаний в сопровождении начальника штаба Жилинского и Янушкевича, исполнявшего обязанности начальника канцелярии Военного министерства.

Сухомлинов сразу заявил, что газеты неверно представили политику Военного министерства и дали ложную характеристику Мясоедову и его работе. Поскольку в министерстве нет и никогда не было тайного контрразведовательного органа, Мясоедов не мог его возглавлять. Как разведка, так и контрразведка сосредоточены в ведении Генерального штаба. Более того, ни министерство, ни лично министр никогда не давали Мясоедову никаких важных поручений. В завершение Сухомлинов заметал, что часть сведений, содержавшихся в статьях, представляют собой государственную тайну — он уже отдал приказ военно-юридической службе расследовать утечку информации.

В ответ выступил Гучков: как ему известно, Мясоедову несколько раз поручались секретные расследования, лежащие за пределами его обычных служебных обязанностей. На самом деле, вопреки утверждениям Сухомлинова, в составе министерства имелась служба, занятая исследованием политических взглядов российского офицерства. Когда Сухомлинов попытался это отрицать, Гучков представил секретный циркуляр Военного министерства, датированный 14 марта 1910 года, и попросил объяснить, что это такое. В документе штабам военных округов предписывалось собирать и хранить поставляемые жандармами данные о политической благонадежности офицеров — из чего, естественно, следовало, что в конце концов эти данные должны были передаваться в некий центральный орган внутри министерства. Сухомлинов вполне искренне ответил, что циркуляр касался кадровой службы министерства — Главного штаба, а вовсе не некоего тайного бюро и что в любом случае этот циркуляр в конце 1910 года был отменен. Но Гучков лишь многозначительно помахал документом как материальной уликой против военного министра-лжеца¹⁰⁴.

Мясоедов тем временем пребывал в состоянии полного отчаяния. Публикации «Вечернего времени» и «Нового времени» были перепечатаны провинциальной прессой всей империи. Сухомлинов, хотя и сочувствовал судьбе своего протеже, был человеком искушенным в политике самодержавной власти и потому благоразумно дистанцировался от Мясоедова. В тот же день, когда была опубликована первая статья, Сухомлинов временно отстранил Мясоедова от службы и написал Макарову, что делает это в ответ на его письмо от 16 марта¹⁰⁵. Тактика военного министра была проста: Сухомлинов оставлял себе свободу выбора, подготавливая необходимые документальные свидетельства на случай, если он все же решит избавиться от Мясоедова.

В письме от 14 апреля Мясоедов умолял Владимира Александровича дать ему возможность реабилитировать себя. «Мое немедленное откомандирование, — писал он, — лишь даст возможность врагам говорить, что, взяв меня, Вы сделали ошибку, которую теперь спешите исправить в угоду прессе. Я же буду этим совершенно опозорен»¹⁰⁶. На следующий день он написал новое письмо, настаивая в нем, чтобы Военное министерство немедленно провело полномасштабное расследование выдвинутых против него обвинений. Ему нечего бояться такого расследования, и если это сочтут необходимым, он готов сесть под арест¹⁰⁷.

Однако если бы Сухомлинов инициировал разбирательство военного суда (что он, собственно, и сделал), окончательное формальное оправдание могло бы растянуться, как опасался Мясоедов, на несколько недель или даже месяцев. Сергей Николаевич чувствовал необходимость совершить какой-то резкий, драматический жест, чтобы мгновенно и навсегда убедить общество в своей невиновности. Трус Суворин отклонил вызов. Оставался другой обидчик, Гучков.

К Гучкову можно предъявить много претензий, однако личное его физическое мужество сомнению не подлежит. Он был умелым стрелком — одним из излюбленных его развлечений было, попросив кого-нибудь взять в зубы сигарету, лихо отстрелить из пистолета ее кончик. Дуэли также были для него делом привычным. В мае 1908 года он под угрозой дуэли заставил видного деятеля кадетской парши, историка Павла Милюкова публично извиниться за сделанное им в Думе критическое замечание в адрес Гучкова¹⁰⁸. На поединке в ноябре следующего года Гучков прострелил плечо князю А.А. Уварову, члену одной с ним политической партии, — следствием этой эскапады было недельное заключение в крепости¹⁰⁹. Когда 18 апреля Мясоедов прислал Гучкову вызов для решения вопроса чести, тот немедленно согласился.