Последняя война царской России - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Шацилло cтр.№ 79

Привлечение крестьян в «серых солдатских шинелях» к дипломатическим переговорам подорвало остатки дисциплины в армии. Она оказалась еще больше расколотой на противников переговоров, к которым принадлежало большинство офицеров и кадровых военных, и сторонников мира любой ценой из числа солдатской массы. Их психология была проста: «Я — вологодский (архангельский, уральский, сибирский). До нас немец не дойдет».

На следующий день после ленинского призыва Совнарком принял декрет о постепенном сокращении армии, согласно которому в бессрочный запас увольнялись все солдаты 1899 года призыва. Приказ тотчас разослали по радиотелефону во все штабы. Но составлен он был столь юридически неграмотно, отличался такой расплывчатостью и нечеткостью формулировок, что только взбудоражил солдатские массы. Ответственные за проведение демобилизации назначены не были, в результате из армии, и без того пораженной вирусом дезертирства, началось повальное бегство ^[224].

Вместе с этим ускоренными темпами стала осуществляться «демократизация» российской армии, когда в массовом порядке увольняли прошедших «огонь, воду и медные трубы» офицеров и генералов, а на их место назначали выдвиженцев из народа, единственной заслугой которых была лояльность новому режиму. Неуправляемость войск ускорила окончательный развал действующей армии. 27 ноября первым заключил перемирие с противником Северный фронт, затем Юго-Западный, Западный, Румынский и, наконец, последним — Кавказский.

В таких условиях и начался первый раунд переговоров в Брест-Литовске о заключении мира между Россией и Центральными державами. На этот раз советская делегация была усилена историком М.Н. Покровским, видным большевиком Л.Б. Каменевым, военными консультантами были контр-адмирал В. Альтфатер, А. Самойло, В. Липский, И. Цеплит. Германскую и австро-венгерскую делегации возглавили министры иностранных дел Кюльман и Чернин, болгарскую — министр юстиции Попов, а турецкую — председатель меджлиса Талаат-паша.

Конференцию в Брест-Литовске 22 декабря 1917 года открыл главнокомандующий Восточным фронтом принц Леопольд Баварский, место председателя занял Кюльман. Уже на одном из первых заседаний советская делегация предложила свою программу мира, которая состояла из шести пунктов.

В первом пункте говорилось о недопущении насильственного присоединения захваченных во время войны территорий, а войска, которые к данному моменту оккупировали эти территории, должны быть выведены оттуда в наикратчайшие сроки.

Во втором пункте призывалось восстановить в полном объеме самостоятельность тех народов, которые в ходе войны этой самостоятельности были лишены.

В третьем — национальным группам, не имевшим самостоятельности до войны, гарантировалась возможность решить на референдуме вопрос о принадлежности к какому-либо государству, причем этот референдум должен быть организован таким образом, чтобы обеспечить свободное голосование и эмигрантам, и беженцам.

По отношению к территориям, населенным несколькими национальностями, в четвертом пункте предлагалось обеспечить культурно-национальную, а при наличии возможностей — административную автономию.

В пятом пункте заявлялось об отказе от контрибуций, а в шестом — предлагалось решать все колониальные проблемы между государствами на основании 1, 2, 3-го и 4-го пунктов ^[225].

После того как все предложения советской делегации были объявлены, союзники по коалиции Центральных держав попросили перерыв на один день для их обсуждения. Заседания возобновились 25 декабря, и тогда же, к удивлению многих, Кюльман заявил, что «пункты русской декларации могут быть положены в основу переговоров о мире», и предложил установить мир без аннексий и контрибуций ^[226]. На самом деле согласие немцев на «демократический» мир не вызывает удивления, если повнимательней присмотреться к политической карте конца 1917 года.

По своей сути мир без аннексий и контрибуций означал признание правительствами и народами стран Антанты своего военного и политического поражения. Каких бы политических взглядов ни придерживался простой англичанин, француз, бельгиец или серб, этот «мир» для него означал лишь то, что опустошившие его родную землю немцы и австрийцы смогут безнаказанно вернуться в свои никогда не находившиеся под оккупацией и артобстрелами города и деревни. Поднимать из руин свое разрушенное хозяйство при таком раскладе народам Антанты придется на собственном горбу. Вот что означал для них мир без контрибуций. Мир без аннексий предполагал, что французам навсегда суждено расстаться с мыслью вернуть себе потерянные Эльзас и Лотарингию, а славянским народам — с идеей восстановить собственную государственность.

Собственно, и сами немцы, поддержав на словах эти лозунги, интерпретировали их очень своеобразно и весьма неожиданно для советской делегации. 26 декабря за чашкой чая генерал Гофман сказал, что Германия не может освободить Польшу, Литву и Курляндию, во-первых, потому, что там находится много предприятий, работающих на оборону рейха, а во-вторых, раз уж русские признают право народов на самоопределение вплоть до отделения, то им также следует признать самостоятельность Польши и прибалтийских народов и их право решать свою судьбу вместе с Германией. Для советской делегации заявление немцев прозвучало как гром среди ясного неба. «С Иоффе точно удар случился», — записал Гофман в дневнике ^[227]. Факт этот, на наш взгляд, достаточно ярко свидетельствует о степени реализма советского правительства.

Точки над «i» немцы поставили 18 января 1918 года, когда все тот же генерал Гофман во время переговоров положил на стол карту и попросил ознакомиться с ней российскую делегацию. Германия потребовала перенести границу России по линии восточнее Моонзундского архипелага и Риги, и далее западнее Двинска на Брест-Литовск. Россия, таким образом, теряла свыше 150 тыс. кв. км своей территории.

Ознакомившись с позицией союзников, советская делегация запросила перерыв для консультаций со своим правительством и отбыла в Петроград. Именно тогда среди партийного руководства и разыгрались драматические дебаты по поводу того, принимать или нет немецкие требования.

Так, левые коммунисты во главе с Н.И. Бухариным считали вообще недопустимыми накануне мировой революции какие-либо соглашения с капиталом, требовали немедленно прекратить переговоры и объявить международному империализму революционную войну по всем фронтам.

Против заключения мира выступал и нарком иностранных дел Л.Д. Троцкий. 8 января на совещании в ЦК РСДРП(б) он предложил не подписывать мир, развязывающий руки немецкой военщине, а вместо этого войну прекратить и войска демобилизовать ^[228]. Стремившийся заключить мир с немцами любой ценой Ленин в тот раз в ЦК остался в меньшинстве. Однако назначенному новому руководителю советской делегации Л.Д. Троцкому было поручено всеми силами затягивать переговоры, но в случае, если немцы предъявят ультиматум, немедленно принять его.