Дело "Памяти Азова" - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шигин cтр.№ 56

Чувствуя, что дела наши плохи, мы пустили обе турбины на самый полный ход. Машинисты и кочегары работали не за страх, а за совесть. На пробном испытании, когда миноносец принимался от завода, он дал максимальную скорость в 28 узлов, а теперь под угрозой смертельной опасности его механизмы выжали 32 узла.

Дистанция между нами и вражескими кораблями как бы стабилизировалась. На душе сразу отлегло. Значит, есть шансы благополучно вернуться в Кронштадт и привезти ценные сведения о силах английского флота».

Вышеприведенные откровения Раскольникова нуждаются в комментариях. Итак, в начале своего повествования командир отряда особого назначения описывает неискушенному читателю почти идиллическую картину своего пребывания на эсминце «Спартак». Он, стоя на мостике, любуется морем и островами. Затем Раскольников гоняет «чаи» и слушает анекдоты в течение всей ночи в кают–компании в кругу командного состава корабля (все они весьма приятные и занятные люди!), а утром внезапно для себя обнаруживает, что корабль–то «совершенно разложен».

В рассказе Раскольникова что ни строка, то перл! Если ты настоящий моряк (а Раскольников все же, худо–бедно, но закончил гардемаринские классы и имел чин лейтенанта!), то неужели ты не почувствуешь, прибыв на корабль, уровень его организации! Для опытного моряка для этого достаточно нескольких часов, атои минут. Допустим, что команда «Спартака» была действительно разложена. Но неужели об этом не знало командование флота, ведь боевых кораблей у них было всего раз–два и обчелся! Неужели об этом не знали командир корабля и комиссар? Неужели об этом не знал сам Раскольников? Если не знал, то он полный болван и идиот, а если знал? Почему тогда, вместо того чтобы гонять «чаи» и слушать скабрезности штурмана, он не приказал провести ночные ученья, не выступил хотя бы перед людьми с революционной речью, чтобы поднять их не слишком высокий боевой дух?

Не могу утверждать, но думаю, что в ту ночь на «Спартаке» происходили несколько иные события. В кают– компании, скорее всего, была организованна попойка командного состава во главе с самим Раскольниковым, которого «посвящали в боевые моряки». Что касается матросских кубриков, то там, вполне вероятно, происходило то же самое.

Итак, англичане преследуют убегающий от них «Спартак». По мнению Раскольникова, он уже выполнил свою боевую задачу (?!!). Если мы еще раз внимательно посмотрим боевое распоряжение, которое давалось командиру отряда, то сразу же поймем, что Раскольников в своих воспоминаниях нагло врет. Никакой задачи «Спартак» не выполнил. Да, он обнаружил английские корабли (вернее, они обнаружили его). Но о том, что английский флот подошел к Ревелю, знал весь мир, и для этого вовсе не надо было посылать к нему наши корабли. Операция, как мы знаем, организовывалась совершенно с другими целями. Напомним о них еще раз:

«1. Выяснить силы противника в Ревеле.

2. Вступить с ними в бой.

3. Уничтожить силы противника, если это представляется возможным».

По первому пункту: английские корабли были обнаружены вдалеке от Ревеля, а потому определить, сколько еще кораблей стоит в настоящее время в Ревеле, никакой возможности не было.

По второму пункту: в бой вступают, преследуя всегда вполне определенную цель, в данном случае в боевом распоряжении приказывалось вступить в бой с целью уничтожения сил противника. Бегство «Спартака» и стрельба по англичанам из кормового орудия — это несколько иной вид боя.

Увы, но с момента обнаружения англичанами «Спартака» вся операция была полностью провалена. Впрочем, при такой организации и руководстве было бы странно, если бы она закончилась по–другому. Теперь Раскольникову оставалось одно — спасаться бегством, ведя бой кормовыми орудиями. При большой скорости и маневренности эсминца это было возможно. Больше того, опыт боев на Балтике показывал, что при грамотном маневрировании вполне возможно завлечь противника на одну из многочисленных отмелей, и тем самым сразу же изменить соотношение сил, атои вовсе переломить ход боя. Именно так в свое время одержал победу над тремя германскими эсминцами однотипный со «Спартаком» эсминец «Новик». Но такой бой надо было планировать и готовить заранее. Секрет успеха здесь крылся в ювелирной работе штурмана и рулевого, а также в отработанности орудийных расчетов.

Думаю, что ни о чем этом «красный лорд» не имел ни малейшего представления.

Никакого боя на отходе Раскольников принимать не хотел. Все мысли начальника отряда теперь сводились к одному — как бы побыстрее удрать от англичан.

И снова предоставим слово Федору Раскольникову: «Вдруг случайный, шальной снаряд, низко пролетев над мостиком, шлепнулся в воду вблизи от нашего борта. Он слегка контузил Струйского и сильным давлением воздуха скомкал, разорвал и привел в негодность карту, по которой велась прокладка. Это временно дезорганизовало штурманскую часть. Рулевой, стоявший у штурвального колеса, начал непрестанно оборачиваться назад, следя, где ложатся неприятельские снаряды.

Раздался оглушительный треск, и наш миноносец резко подбросило кверху. Он завибрировал и внезапно остановился. Мы наскочили на подводную каменную гряду. Все лопасти винтов отлетели к черту.

Позади нас торчала высокая веха, обозначавшая опасное место.

— Да ведь это же известная банка Девельсей, я ее отлично знаю. Она имеется на любой карте. Какая безумная обида! — с горечью восклицал Струйский.

Осознав полную безвыходность нашего положения, я послал „Олегу“ радиограмму с приказанием возвращаться в Кронштадт.

Английские матросы рассказывали потом, что адмирал, находившийся на головном корабле, уже поднял сигнал к отступлению: отогнав наш миноносец от Ревеля, он считал свою миссию законченной. Но при виде нашей аварии английские суда опять пошли на сближение. Ни на минуту не прекращая огня, они не сделали ни одного попадания, хотя расстреливали нас почти в упор. Сидя на подводных камнях, наш миноносец продолжал отстреливаться из кормового орудия. Но никакого вреда неприятельскому флоту тоже не причинил.

Заметив наше беспомощное положение, английская эскадра решила захватить миноносец „живьем“. Я предложил открыть кингстоны, но это приказание не было выполнено. Инженер–механик Нейман ответил, что кингстоны не действуют».

Еще раз проанализируем эту часть воспоминаний Раскольникова. Оно того стоит! «…Вдруг случайный, шальной (это при прицельной–то в бою стрельбе? — В.Ш.) снаряд, низко пролетев над мостиком, шлепнулся в воду вблизи от нашего борта. Он слегка контузил тов. Струйского (помощника Раскольникова по оперативной части… — В.Ш.) и сильным давлением воздуха скомкал, разорвал и привел в негодность карту, по которой велась прокладка».

Увы, как ни прискорбно говорить, но Раскольников снова беспардонно врет. На самом деле в тот момент (в 13.30) произошло вот что: комендоры вздумали ввести в дело одно из носовых орудий, развернув его в корму. Чуть ли не при первом выстреле вырвавшиеся из его ствола пороховые газы пронеслись над мостиком, сметя за борт карты и контузив не Струйского, а штурмана. Короче говоря, англичане тут были совершенно ни при чем.