Ржевская дуга генерала Белова - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пинченков cтр.№ 66

«— Тут кони ни вплавь, ни вброд. Чисто чертова каша.

— Но! — подбодрил Федя, искусственно улыбаясь. — расхлебаем и чертову!

Вода, кое-где покрытая паутиной утреннего льда, заливала за голенища сапог. Невидимая тоненькая настилка колебалась под ногами. Было жутко ступать наугад, и казалось мне, что вот-вот под ногой не окажется никакой опоры и я провалюсь в вязкую, засасывающую ямину».

Как видим, маневры, тем более с конями, по болоту даже в несколько сотен метров оставляли у преодолевших подобное препятствие жуткие воспоминания надолго. И это если живы оставались, и …если надолго здоровья оставалось.

Генералу армии Жукову и генерал-лейтенанту Белову читать подобную литературу вряд ли был досуг. Искусственно улыбающийся Федя был в Красной армии не исключением из правил — милятинская операция подтверждает, что многие именно такие Феди доросли к 1941—1942 гг. в РККА до больших чинов. И Жуков и Белов в прежние войны были кавалеристами. И вот наступили времена «реализации опыта»: Г.К. Жуков посылает вперед гибельным беспутьем всех — и десант, и кавалерию, без разбора. П.А. Белов сетует на невозможность кинуть в гибельное дело лучшее из своих «конногвардейских» соединений.

Так что уж на кого-кого, а не на кавалерию следовало генералам возложить надежды. Одной из главных ударных единиц в той операции были, само собой, повстанцы, — шел на Зайцеву Гору незнаменитый в советско-постсоветской литературе партизанский отряд полковника Ф.П. Шмелева. «Лошади не выдержали, а партизаны шли», — пишет в отчете о тех событиях П.А. Мельников, комиссар партизанского отряда при 8-й бригаде десанта. А как же без этого отряда 4-му ВДК, после стольких совместных-то боев. «Никто, кроме нас!», правда, полковник Шмелев с комиссаром отряда старшим политруком Мельниковым не говорили, однако (что ценней) правдивые воспоминания оставили. С пройденным и пережитым этими людьми сравнится разве что лишь апрельский 1942 г. выход из окружения группы 378-й СД по топям болот на Гажьих сопках, что за новгородской речкой Глушица в районе действий 59-й и 2-й Ударной. Но и тем было полегче: шли единожды, а здесь и туда, в бой, и назад с усталостью, без отсыпки, без передышек. И тех, что на Глушице, немец не добивал минобстрелом. Здесь, в милятинских болотах, аккомпанемент был.

П.А. Мельников описывает особенно запомнившуюся тяжесть отступления от Варшавки:

«После проведения многодневных жестоких боев за деревни Буда, Ново- и Старо-Аскерово перед партизанами стояла задача проделать маневр. Снег под влиянием теплой погоды растаял наполовину. В лесу образовались большие площади, тянувшиеся по нескольку километров, покрытые водой. Но это была не просто вода, а вода, перемешанная со снегом, и напоминала [она] кашицу. По такому пути партизанам пришлось пройти десяток километров. Но идти не просто, а зачастую по пояс в ледяной воде и неся на себе раненых. И вот вспомнишь этот переход, невольно вспоминается один куплет из старинной песни /автора не помню/: “Среди лесов дремучих разбойники идут, в своих руках могучих товарищей несут “».

Песенку эту на мотив, видимо, «Марусеньки» упоминал и бывший позже заместителем командира шмелевского полка Г.С. Митрофанов. Балалаешная эта мелодия со множеством варьируемых народом куплетов играла у партизан роль то ли походной песни, то ли шутливого гимна. Запомнилось комиссару П.А. Мельникову, однако, и невеселое, нешутливое, военно-безнадежное своей убийственностью дело — святое дело: сам погибай, а товарища выручай. Им нельзя было бросить раненых! Вода по пояс — километрами, и удержать нельзя, и бросить, временно даже для передышки положить нельзя, вода…

…Немец кидал мины, в ледяной воде мешал двигаться валежник, невидимые под водою бревна, заставлявшие плюхаться в воду с переносимыми ранеными. Поднимались и в промерзающей мокрой одежде шли и шли дальше. Вышли. Предстояла еще не одна боевая затея.

Привет танкистам и пехоте 50-й армии!

Привет десантникам, продолжавшим бригадами и корпусами отсиживаться в дальних тылах.

Привет и Вам, родной товарищ Сталин!!! Мы еще живы, да кому это важно?

Любителям поиска правды по мемуарам т.н. Маршала Победы, Жукова Георгия Константиновича, вряд ли удастся в них прочитать про апрельское деблокирующее группу Белова наступление. Да еще чтобы «в этих боях, в разливе по шею в воде бойцы…». Когда приходится атаковать по шею в ледяной воде—тут ведь не полководческим гением попахивает. И о такой операции лучше перед публикой помолчать. Но правда, если уж сильно поискать, находится и без Жукова. Эта правда — других свидетелей, а вернее, другого рода участников войны, другого рода творцов Победы. Один из таковых — Жирков Пантелей Филиппович. Не вызолочен орденами на парадных портретах. Он лишь партизан полка, того самого, что в 1942-м, в 24-ю годовщину РККА — имени ее и вместо нее же.

Вспоминая в послевоенные годы те события, Жирков в стратеги не лезет, не знает ничегошеньки о том, что тот партизанский натиск был выполнением части общего замысла действий левого крыла Западного фронта. Ему и в голову не приходило, что это решение принято в более высоких штабах, чем их полковой: «5 апреле 1942 года командование полка решило к 1 мая идти на соединение с регулярными частями на Заячьей Горе», — наивно сообщает Пантелей Филиппович. А кто в 1940-х годах из тех, что не при больших звездах, мог знать о минувших операциях больше, вне своего полка, где ты сам свидетель событий? Но привлекают внимание две детали жирковского текста. Первое: …к 1 мая… Знакомо, не правда ли? В советской стране победы старались приурочить к праздничной дате — порадовать начальство. Так кто же был над партизанами прямым начальством, чтобы его «радовать» целым наступлением на широком участке? Генерал Белов разве? Конечно нет: не Белов, а сам «Хозяин», как представляли штабисты Запфронта ГК. Жукова в радиограммах Гнездилову и Амирову. Заячья Гора и шоссе! Это не беловский район и в течение февраля — апреля 1942 г. предмет головной боли совсем других генералов. Вот это, собственно, вторая показательная деталь: соединиться с войсками 50-й армии Западного фронта не могло быть ни партизанской, ни беловской отсебятиной, такое мог приказать только фронт, только командование Западного фронта. Нижестоящие штабы, естественно, дублировали таковой приказ в части своего участия. Подтверждение подобному нашему предположению об исходящем именно из штаба Западного фронта приказе партизанам (подчеркиваем: партизанам) можно, при желании, обнаружить-таки даже в литературе: «20 апреля 1942 года наш полк, выполняя приказ штаба фронта, повел наступление на гарнизоны фашистов, расположенные в населенных пунктах Лазки, Лазенки и других», — свидетельствует не кто иной, как сам тогдашний комиссар полка 24-й годовщины РККА . Приказ штаба фронта… Обратим здесь внимание на дату: 20 апреля 1942 г., т.е. в первый из дней кульминации боев десантников 4-го ВДК под Зайцевой Горой.

И еще о Заячьей (точнее, Зайцевой) Горе: почему именно о ней вспоминает партизан, если к ней-то предстояло идти десанту? Полку «24-й годовщины РККА» приходилось наступать западнее, к Спас-Деменску. Значил; услышанное партизаном Жирковым насчет Зайцевой Горы, как главной цели операции — подтверждает: в штабе партизанского полка знали о том, что главные дела будут под Зайцевой Горой. Поэтому, озвучивая вроде бы нелепую задачу удара на город Спас-Деменск, своим партизанам говорили о Заячьей Горе: мы идем помочь, и как только там войска соединятся, нам же станет легче. Понимая такое, люди пошли бы на смерть в боях за спас-деменские деревушки. Вот что за фразой о Заячьей Горе. И они пошли: