В Смоленске перед императором встала та же дилемма, что и в Витебске: а что же дальше? Сначала он решил остаться здесь и вторично сказал своим приближенным, что кампания 1812 года завершена. Но не прошло и двух дней, как император изменил свое решение. Сообщения из Европы были тревожными, недовольство французским режимом зрело повсюду, еще острее оно проявлялось на только что занятых территориях. Население уходило в леса и вело борьбу с французскими гарнизонами. Эти пока отдельные выступления грозили превратиться в народную войну. По опыту Испании Наполеон знал, что это значит. Русские отошли, сохранив свои силы, и нельзя было допустить изменения соотношения сил в пользу России.
Так стратегия была поставлена в зависимость от тактики, от непосредственных успехов: «...Находясь уже на такой головокружительной высоте и при том непрочном фундаменте, на который он опирался, Наполеон уже не мог решиться на затяжные кампании. Ему необходимы были быстрые успехи, блистательные победы, завоеванные штурмом мирные договоры».
Наполеон решил идти дальше, не задерживаясь в Смоленске.
Русские армии под напором неприятеля уступили огромную территорию и отходили к Москве. Но это было славное отступление, высоко оцененное современниками. «То отступление, которое совершила русская армия в 1812 году, — писал Жомини, — от Немана до Москвы на расстоянии в 240 лье, не допустив себя расстроить или частично разбить такому неприятелю, как Наполеон... должно быть поставлено выше всех прочих».
В самом деле, из 175 000 человек, состоявших в начале войны в 1-й и 2-й армиях, до Бородина дошли 95 000 солдат. И это после боев у Витебска, Салтановки, Красного и Смоленска, после отделения части сил для прикрытия Петербурга и после тяжкого отступления с арьергардными боями. При всем том обе русские армии расстраивало отсутствие единоначалия. Барклай-де-Толли и Багратион оценивали обстановку и искали решения каждый по-своему. Оставив Смоленск, первый по-прежнему считал, что соотношение сил не позволяет дать решительного сражения. По этой причине он отказался от позиции у Дорогобужа, а затем у Вязьмы и, наконец, решился дать битву у Царева-Займища. Багратион негодовал по поводу действий Барклая-де-Толли. Он требовал сражения. «Я вас уверяю, — писал он Ростопчину в Москву, — приведет к вам Баклай армию через шесть дней». Почти открыто командующий 2-й армией обвинил военного министра в отсутствии патриотизма. В армии зрело недовольство. Разногласие между командующими становилось опасным. Нужен был главнокомандующий, который бы пользовался всеобщим уважением и признанием не только в армии, но и в стране.
Для его избрания в Петербурге был созван Чрезвычайный комитет, который и определил на эту роль генерала Михаила Илларионовича Кутузова. Скрепя сердце царь утвердил назначение. Это произошло 20 августа.
Бородинское сражение. 7 сентября
Самое страшное из всех моих сражений — это то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские оказались достойными быть непобедимыми.
Наполеон
29 августа М.И. Кутузов прибыл в Гжатск и принял командование русскими войсками. Весть об этом облетела армию. «Приехал Кутузов бить французов», — говорили солдаты. Облегченно вздохнули офицеры. Армию возглавил человек, которому верила страна, кончился период разногласий и исканий. Все ожидали, что французов остановят и не допустят к Москве, до которой было уже рукой подать.
Однако Кутузов, осмотрев позицию при Цареве-Займище, отказался от сражения и приказал отходить на восток, стремясь сблизиться с резервными войсками, формируемыми под Москвой. По сведениям, полученным от генерал-губернатора Ростопчина, к действующей армии должно было присоединиться более 100 000 человек. Но вместо обещанных Ростопчиным 31 000 человек резервов и 70 000 ополченцев в Гжатск прибыли под командой генерала Милорадовича всего 15 500 рекрутов, и на марше было около 25 000 ополченцев.
Всего, таким образом, насчитывалось около 135 000 войск. А по сведениям русского штаба, Наполеон выступил из Смоленска со 190 000 войск при 1000 орудий. Сам Кутузов, однако, считал, что у императора не более 165 000 солдат. Но зато каких! На знаменах этих частей можно было прочитать: «За Аустерлиц», «За Иену», «За Баграм». Русских же войск было меньше, на треть они состояли из новобранцев и ополченцев. Правда, все они горели желанием бороться за свое Отечество.
Кутузов, принимая армию, знал, что Барклай-де-Толли прав, что Наполеона погубят, если вообще что-нибудь его может погубить, отдаленность от базы; невозможность длительной, долгими месяцами ведущейся войны и нескольких тысячах километрах от Франции, в пустынной, враждебной громадной стране; недостаток продовольствия; непривычный климат. Но еще более точно Кутузов знал, что отдать Москву без генеральной битвы не позволят и ему, как не позволили это сделать Барклаю-де-Толли. И он решил дать эту битву — ненужную, по его глубокому убеждению. Излишняя стратегически, она была неизбежна морально и политически. В этом мнении сходились и иностранные наблюдатели: «Кутузов, наверное, не дал бы Бородинское сражение, в котором, по-видимому, не ожидал одержать победы, если бы голос двора, армии, всей России его к этому не принудил. Надо полагать, что он смотрел на это сражение как на неизбежное зло. Он знал русских и умел с ними обращаться».
Итак, сражение было неизбежно. Кутузов это знал твердо, с этим обязательством он и получил верховное командование.
К генеральному сражению стремился также и французский император. После Смоленска и окончательного решения не растягивать войну на два года, а кончить все в один год, главной, непосредственной целью для Наполеона было войти в Москву и оттуда предложить царю мириться. Но как ни жаждал император овладеть Москвой, он ни за что не хотел получить ее без боя; истребление русской армии, вот чего нужно было достичь какой угодно ценой, а не гоняться за русскими, если они вдруг вздумают уйти за Москву, к Владимиру или к Рязани, или еще дальше. Оттого-то Барклай-де-Толли и Кутузов, в отличие от Наполеона, и не хотели сражения. Император же полагал, что разгром главных сил противника повлечет за собой мир, выгодный и почетный. Мир становился все более необходим. Как ни велики были силы, с которыми Наполеон пришел в Россию, но их становилось все меньше. Из 440 000 первого эшелона «Великой армии» Наполеон потерял убитыми, ранеными и больными около 160 000 человек. После того как пришлось оставить почти 200 000 для обороны флангов и тыла, к Смоленску он смог привести около 200 000 солдат.
Французская армия уже устала, нуждалась в длительном отдыхе и, главное, она с самого начала войны не понимала, зачем нужен русский поход и верно ли, что границы Франции нужно защищать под Москвой? Еще в Витебске маршал Дарю докладывал императору: «Эта война непонятна французам, непопулярна во Франции, не народна». Наполеон тогда ответил, что «заключение мира ожидает меня у московских ворот», если нужно для этого генеральное сражение, то «я пройду до Москвы, до святого города Москвы, в поисках этого сражения, и я выиграю это сражение».