Ввиду той роли, которую играл генерал Гамелен начиная с 1930 года и позднее, он несет главную ответственность за все происшедшее, а за военную политику в области использования всех материальных ресурсов он несет единоличную ответственность. Он являлся верховным главнокомандующим и не был ни в коей мере обязан придерживаться теорий Петэна двадцатилетней давности — но тем не менее он все же применил их на практике. В ходе применения этих теорий он, как верховный главнокомандующий, совершил две кардинальные ошибки. Он составил себе совершенно ошибочное представление о намерениях противника и не создал резерва, с помощью которого мог бы решать задачи встречного сражения с главными массами немецких войск, а теперь для этой цели ему пришлось бы перебрасывать свои основные силы — армии Севера.
9 мая Рейно решил добиться смещения генерала Гамелена с занимаемого поста, в случае необходимости даже ценой отставки и реорганизации правительства. Однако начатое 10 мая наступление немецких войск на широком фронте не дало возможности осуществить это намерение.
Гамелен воспользовался отсрочкой решения о его замене и открыто заявил, что он вполне доволен развитием событий. «Если бы вы видели широкую улыбку, расплывшуюся на лице генерала Гамелена, которую довелось мне видеть этим утром», — говорил Жакино, главный инспектор французской армии.
Хроника событий проливает некоторый свет на истинную роль Гамелена в эти дни. 11 мая Гамелен счел возможным приказать Жиро принять особые меры предосторожности. Наступление в Голландии, оттянувшее лучшую часть резерва армий Севера, к тому времени с полной очевидностью провалилось.
12 мая немецкие танковые дивизии достигли района Седана. В 1.00 13 мая Гамелен счел необходимым издать приказ, в котором указывалось: «Настало время сражаться до конца на рубежах, указанных верховным командованием. Мы не имеем больше никакого права отступать».
Не успели еще высохнуть чернила на подписи Гамелена, как немцы форсировали реку Маас. 14 мая армия Корапа полностью «испарилась», от нее не осталось и следа. 15 мая премьер-министр Рейно заявил Уинстону Черчиллю по телефону: «Мы проиграли сражение». 16-го военный комендант Парижа посоветовал правительству эвакуироваться из Парижа. 17 мая Рейно дал телеграмму генералу Вейгану в Бейрут, приказав ему немедленно прибыть в Париж. 18 мая армии Севера отступили на рубеж реки Шельда, а на юге танковые дивизии немцев были в 50 километрах от Амьена. В 8.00 19 мая генерал Гамелен издал директиву № 12. В этом документе говорилось, что Гамелен не желает вмешиваться в ход боевых действий, что он согласен со всеми мероприятиями, которые намечены. Это был директивный документ (если его вообще можно было назвать документом) — но планом действий он не был.
Вскоре после полудня того же мрачного воскресенья генерал Вейган прибыл в Париж.
Рейно сразу же предложил ему пост верховного главнокомандующего сухопутными, морскими и военно-воздушными силами на всех театрах военных действий. Время руководства Гамелена кончилось.
Хронология фактов, пожалуй, лучше всего отражает основные моменты деятельности генерала Вейгана. Следует напомнить, что он был вызван 17 мая. (Немцы в то время продвигались на Камбре и Сен-Кантен.) Воздушная трасса Бейрут — Париж составляет приблизительно 3200 километров. Никто не может объяснить, почему Вейгану потребовалось целых два дня для того, чтобы прибыть в Париж, когда его присутствие там было так необходимо. 19 мая вскоре после полудня ему было предложено принять на себя верховное командование. Он заявил сперва, что предварительно хотел бы проконсультироваться с Гамеленом и Жоржем, и поэтому принял предложенный пост только к исходу дня. (К этому моменту танковые дивизии немцев уже достигли Перонна и вышли на рубеж Северного канала в районе Маркиона.) В тот же вечер Жорж обратился к Вейгану со словами: «Я бы хотел рассказать вам о сложившейся обстановке». На это Вейган поспешил ответить кратко: «О нет, могу принять вас только завтра». Так Поль Рейно описывает Вейгана в своей книге «В гуще сражений». В этой книге он говорит далее: «У Вейгана были неотложные заботы. Он провел большую часть дня 20 мая в нанесении визитов. Позднее я узнал от самого Манделя, что именно он, Мандель, был одним из первых, кого поспешил навестить Вейган».
Согласно высказыванию Рейно, неоспоримым фактом является то, что Вейган не сделал ничего полезного в этот критический день. (Немецкие танки уже приближались к морю в районе Абвиля.)
Когда Жорж в конце концов получил возможность ознакомить Вейгана с обстановкой на фронтах, Вейган вдруг заявил, что ему необходимо срочно отправиться в район боевых действий, чтобы лично оценить обстановку. Так началось то, что Вейган назвал своей «Одиссеей». Подробности этого необычного вояжа, совершенного Вейганом, говорят сами за себя и отражают полное игнорирование фактов и полную неспособность этого человека реально оценить обстановку. Поэтому желательно было бы привести эти подробности в той последовательности, в которой они имели место.
Началось все с решения штаба Вейгана послать его автомашину в Абвиль, а сам генерал должен был прибыть туда поездом. Автомашина, предназначенная для Вейгана, прибыла в Абвиль, охваченный огнем пожаров. Немцы уже вступили в город. Вейган, очевидно, не подозревал о возможности такой обстановки и не был о ней своевременно информирован. Вечером 21 мая он прибыл самолетом на аэродром вблизи Бетюна, где, по его предположению, должен был находиться штаб Бийота. Но аэродром был совершенно пуст и покинут всеми. Вместо того чтобы проехать около 20 километров от аэродрома к месту предполагаемого нахождения штаба Бийота в районе Бетюна, Вейган вылетел в Кале, который находился почти вдвое дальше, чем намеченное ранее место встречи в Ипре. В Кале он случайно встретил генерала Шампона, договорился о порядке встречи с королем Бельгии в Ипре в 15.00. Генералам Бийоту и Фагальду было приказано присутствовать при встрече. Никаких указаний не последовало, генерал Горт их не получил, хотя прождал весь этот день на своем командном пункте.
Беседуя с бельгийским королем, Вейган обсуждал вопросы стратегии будущего, добивался от короля согласия на то, чтобы бельгийцы отвели войска на рубеж реки Изер для прикрытия наступления в южном направлении, которое должны были предпринять английские войска совместно с 1-й французской армией.
Одновременно с этим должно было начаться наступление новых армий, которые Вейган формировал на юге. В бельгийском отчете об этой встрече откровенно указывается: «В результате этих переговоров выяснилось, что никакого хорошо продуманного плана организации сопротивления противнику не существовало и что верховный главнокомандующий не знал сложившейся обстановки…»
Однако в ходе переговоров бельгийцы сообщили Вейгану, что Абвиль находится уже в руках противника и что армии Севера фактически отрезаны.
Во время короткого перерыва в совещании прибыли Бийот и Фагальд. Затем Вейган был проинформирован о положении 1-й французской армии. По бельгийским данным, Вейган согласился с тем, что условия, в которых находилась бельгийская армия, весьма затрудняли отвод бельгийских войск к рубежу реки Изер. Он отметил, что если бы удалось на занимаемом рубеже бельгийские дивизии заменить несколькими английскими дивизиями, то все же можно было бы нанести удар немцам.