Осколки детских травм. Почему мы болеем и как это остановить - читать онлайн книгу. Автор: Донна Джексон Наказава cтр.№ 20

– Я несла в себе груз вины за то, что сделал мой отец, и за свои слова на суде, отправившие его в тюрьму. Моя семья никогда не обсуждала убийство моей матери. По крайней мере при мне они делали вид, будто ничего не случилось, – говорит она. – Даже то ужасное перезахоронение останков… Я до сих пор не понимаю, как не свихнулась.

Лора тоже оказалась заложницей перепадов настроения своей матери.

– Бывало, мама говорила мне: «Мы с тобой одни против целого мира…» Это выглядело так, будто у нас есть некий секрет, объединяющий нас. О том, что мамочка частенько слетала с катушек, никто не должен был знать. А мне в течение многих лет и в голову не приходило, что так не должно быть, что моя мать разрушает меня.

Вывод Лоры – это вывод взрослого человека, потому что дети не воспринимают унижение как нечто, препятствующее их потенциальному росту. Но хранимый ими секрет причиняет им боль, которая иногда так и не проходит.

* * *

Присцилле Уорнер 61 год, но она прекрасно помнит свое детство.

– Я росла в атмосфере душевного нездоровья, – говорит она, – но никто мне этого не объяснял. То, что происходило у нас в семье, было тайной за семью печатями, это никогда и ни с кем не обсуждалось. Я росла, будто поменявшись местами со своими родителями. Мой отец страдал маниакальной депрессией, сидел на литии, а мать была совершенно беспомощной, незрелой… Казалось, что она ждет поддержки и советов от меня, ребенка. Впрочем, почему казалось? В силу своей инфантильности мама и правда ждала от меня поддержки.

Когда Присцилле было полтора года, она подхватила острую инфекцию. Температура поднялась до 39 градусов, начались судороги. Родители отвезли ее в больницу и оставили там одну. Посреди ночи девочка начала задыхаться. Это заметил – случайно! – проходивший мимо палаты врач. Он сделал ей неотложную трахеотомию без анестезии и тем самым спас жизнь.

Позже мать будет вновь и вновь рассказывать Присцилле историю о том, как она была напугана, когда пришлось экстренно везти дочь в больницу. Дескать, ей было так страшно, что она сама чуть не умерла.

Присцилла говорит:

– Мне приходилось утешать ее, находить какие-то слова в поддержку. Но если так разобраться, ей и в голову не приходило, что чувствовала я. Каково это – остаться ночью в больнице без мамы, да еще перенести хирургическое вмешательство без анестезии.

Со всеми своими кризисами Присцилла и дальше справлялась в одиночку.

– Когда я сломала ключицу в детском лагере в возрасте одиннадцати лет, я не сказала родителям об этом. Я знала, что они не защитят меня от боли и страданий. Вскоре я вернулась домой, и что с моей ключицей что-то не так, заметил друг семьи. Он велел матери срочно показать меня доктору. Врач сказал, что большей халатности он не видел в своей жизни.

Но Присцилла не обижалась на своих родителей, пока взрослела.

– Я ощущала себя ребенком-героем – я спасала свою мамочку. Она была такая беспомощная, и она так хотела стать ближе мне, что я укрепилась в мысли: без меня она пропадет.

Только в подростковом возрасте Присцилла начала осознавать, что ее мать крадет ее жизнь.

– Она хотела, чтобы я включала ее во все, что мы делали с друзьями, будто она тоже была подростком. Она хотела, чтобы я была ее матерью. Однажды ночью мне не спалось, и я подумала: «А ведь никто меня не любил, как матери любят своих детей». Мама хотела получать любовь и заботу от меня, потому что отец не мог дать ей этого.

Присцилла приняла на себя груз «большого постыдного секрета», который заключался в том, что матери как таковой у нее никогда не было.

– Я думала: «Должно быть, это со мной что-то не так». Мне было стыдно, что никто не любит меня, как родители любят детей. Я была нелюбимой.

Когда Присцилле исполнилось восемнадцать лет, мать усадила ее напротив себя и сказала:

– Ну вот ты и выросла. Восемнадцать лет я была твоей матерью, заботилась о тебе. Теперь твоя очередь позаботиться обо мне. Пора нам поменяться местами.

Присцилла вспоминает:

– Услышав эти слова, вместо того чтобы ужаснуться, я просто подумала: «Но я всегда была твоей матерью… Чего же еще ты хочешь?..»

В старших классах у Присциллы начались такие тяжелые приступы паники, что она, покрытая потом, не в силах была двигаться.

– Моя нервная система все чаще стала давать сбои. Уже потом, став взрослой, я поняла, что переживала панические атаки, присущие солдатам, вернувшимся из Вьетнама, или женщинам после изнасилования. Но меня не изнасиловали, и я не была на войне. И я по-прежнему считала, что в том, что со мной происходит, исключительно моя вина.

Когда она проходила медосмотр в колледже, у нее выявили пролапс митрального клапана. Лечения не требовалось, но нужно было наблюдаться, и этот фактор еще больше повлиял на приступы паники.

– На самом деле, – говорит Присцилла, – я психовала из-за того, что не могла получить того, чего хотела. Мою мать не изменить, и детство заново не перепишешь.

Присцилла вышла замуж, родила двух сыновей и в пятьдесят стала успешной писательницей; она читала лекции по всему миру и часто появлялась на экранах телевизоров.

– Я довела до совершенства свою взрослую жизнь, – говорит она, – но при этом не перестала испытывать панические приступы. Иногда, без всяких на то причин, сердце начинало биться в учащенном ритме. Я чувствовала себя мошенницей: внешне была самоуверенной, но внутри – заяц зайцем. Мне казалось, что я проживаю не свою жизнь.

Ближе к шестидесяти годам Присцилла решила пересмотреть опыт своего детства.

– Поздновато, конечно, но я осознала, что, если хочу прийти в согласие с собой, мне нужно прекратить отрицать правду о своем детстве. Все эти годы я отдавалась на милость панической реакции «борьба или бегство», вместо того чтобы научиться лавировать по жизни.

При помощи терапии и медитации Присцилла смогла привести свой ум в более спокойное состояние. Когда она признала отсутствие защищенности в детстве, панические атаки значительно уменьшились. О своем поиске исцеления она написала в откровенных мемуарах «Учусь дышать».

* * *

Когда дети смотрят на негативный опыт как на секрет, который нужно хранить, очень мала вероятность того, что они будут искать помощи или поддержки за пределами собственной семьи. А без своевремнной помощи со стороны за негативный детский опыт приходится платить гораздо более высокую цену.

Практически у всех, кто пережил негативный опыт, но сумел обрести жизнестойкость, был человек, которому они могли довериться. Надежный взрослый не только вступается за ребенка, но и помогает понять: то, что происходит, происходит не по вине пострадавшего.