Красная таблетка. Посмотри правде в глаза! - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Курпатов cтр.№ 39

Так что, если кому-то кажется, что для счастья ему не хватает «всего лишь парочки миллиардов», расскажите ему про эксперимент «Вселенная-25». Быть может, это заставит его о чём-то задуматься.

Проблема ведь не в том, что нам опять, понимаешь, не везёт.

Проблема в том, что мы ждём этого везения, а нам просто и не может повезти! Это так не работает. И молитвы не помогут. Всё это банально плохой план.

Так какое же шило мешает нам наслаждаться счастьем даже в тех случаях, когда, казалось бы, все условия для него созданы? Ответ следует искать у той самой эволюции. И сейчас нам придётся занырнуть под самое, так сказать, днище человеческой природы.

Поскольку человек — животное стайное, он представляет собой, во-первых, биологическую особь, во-вторых, члена стаи (стада, прайда, группы, общества), а в-третьих, он ещё и представитель своего биологического вида.

Всё это накладывает на него определённые, так скажем, эволюционные обязательства: как биологическая особь он должен выжить, как член стаи — занять в ней определённое место, помогая её коллективному выживанию, а как представитель биологического вида — произвести потомство, действуя таким образом в целях самосохранения вида. В нашем случае — вида Homo sapiens.

И хотя культура — её этика, нравы и обычаи — существенно преображает биологическую особь под названием «человек», было бы наивно думать, что в нас есть какой-то другой физиологический движок, кроме инстинктов, на который всё это богатство культуры можно было бы посадить.

Превращая homo в sapiens’a, культура опирается на те самые наши базовые инстинкты — инстинкт самосохранения, иерархический и половой. Так что в них-то мы и поищем ответы на все наши «самые сложные вопросы».

○

Как культура повлияла на инстинкт самосохранения человека? Другие животные, хоть они инстинктивно и борются за выживание, не осознают своей смертности ^[20]. Да и мы бы с вами этого факта не осознавали, если нам в своё время о нём не рассказали.

Кроме прочего, нам рассказали и о том, по каким причинам люди могут погибнуть. Именно поэтому мы боимся авиакатастроф, рака, СПИДа, ДТП и жировой эмболии сосудов, а животные — нет.

В некотором смысле мы боимся даже не реальных угроз (которых в нашей жизни на самом деле не так уж и много), а собственных знаний о том, что может быть опасно.

Обучить ребёнка «опасностям» — отдельное упражнение, которое родители производят с завидным упорством: туда не ходи — прибьёт, сюда руку не суй — оторвёт, держись за поручень — разобьёшься, надень шапку — менингитом заболеешь!

Впоследствии, когда мы, примерно к семи годам, кое-как осмысляем понятие смерти, мы начинаем самостоятельно обучаться различным возможным угрозам нашей жизни и здоровью.

Некоторые преуспевают в этом «обучении» настолько, что ввинчиваются в спираль невротического «страха смерти». Такой человек может страдать от панических атак, ипохондрии, страхом заражения или отравления, а также другими навязчивыми состояниями подобного рода.

○

Второй по значимости инстинкт для стайных животных — это инстинкт самосохранения группы. Этологи называют его «иерархическим» ^[21]. По сути, это инстинкт, обеспечивающий животным стабильность их социальных групп.

Любая стая представляет собой иерархию, где позиция каждого её члена чётко определена. И каждый знает, что ему положено, а что нет, на что он вправе рассчитывать, а за что его по головке не погладят.

Эволюционное значение данного инстинкта сложно переоценить: если бы животные, нуждающиеся друг в друге для выживания, не формировали упорядоченных сообществ, они бы находились в состоянии постоянного взаимного конфликта и выжить бы не смогли.

При этом чем более высокое положение и иерархии занимает конкретное животное, тем больше у него шансов и на личное выживание, и на отправку его генов в далёкое будущее (самкам, впрочем, об этом нет смысла беспокоиться, но вот для самцов это весьма актуально).

Человек, конечно, следует тем же иерархическим стратегиям — каждый хочет как можно выше забраться вверх по социальной лестнице. Но, в отличие от других животных, мы придумали много разных «лестниц». Видимо, чтобы побольше было «первых мест».

Любая конкуренция — в политике, в бизнесе, в искусстве, в отношениях, в том, кто прав, а кто виноват, — это проявление иерархического инстинкта, то есть желания человека стать «первым», взять вверх над конкурентом, взобраться на вершину соответствующей социальной пирамиды.

При этом одни пытаются получить именно официальные «погоны» — начальника, командира, руководителя, директора, мэра, губернатора, президента и т. д. Для такого человека важно видеть прямые признаки подчинения: «Слушаюсь и повинуюсь!», «Есть!», «Так точно!», «Разрешите исполнять!» и уже известное нам благодаря эксперименту Зимбардо: «Господин надзиратель!»

Другие добиваются социального господства окольными путями. Такой человек может стремиться стать «выразителем мнений», «нравственным авторитетом», «самым умным», «самым правым», «самым продвинутым», «самым модным», «создателем нового направления в искусстве» и т. д. и т. п.

Короче говоря, мы используем силу этого инстинкта на всю катушку! Наша цивилизация, если разобраться, — это одно сплошное строительство таких вот социальных пирамид власти и бесконечная игра в «Царя горы».

Причём даже не египтяне это начали, они лишь подарили нам красивый визуальный образ этого фундаментального человеческого стремления — всех победить, стать выше их.

○

Наконец, третий инстинкт — тоже важный до чрезвычайности и также сильно видоизменённый культурой. Это инстинкт самосохранения самого нашего биологического вида, который в случае каждой конкретной особи проявляется хорошо нам известным «половым инстинктом» и «сексуальной потребностью».