Картонная пуля - читать онлайн книгу. Автор: Александр Духнов cтр.№ 54

На белом свете мы сталкивались опять же года два назад, случайно и мимоходом. Я давно заметил: с некоторого момента орбиты людей, ранее встречавшихся регулярно, даже совместно выпивавших и доверявших друг другу секреты сердечного характера, начинают расползаться в разные стороны — один продолжает ездить на работу в метро за два рубля, а другой в это время уже ежедневно пользуется импортной автомойкой за штуку — как им пересечься и где выпить водки?.. Я, конечно, не имею в виду, что Зиновьев начал приподниматься над моей персоной всего два года назад, наверное, раньше…

Если не конкретные обстоятельства, я, наверное, его и не узнал бы. Может, это болезнь такая, может, генофонд, может, судьба — но его щеки за исходный период росли быстрее, чем тростник. Только тростник тонкий, а щеки у Зиновьева полные, как первомайские шарики. Но при этом не круглые, а туго набиты челюстными костями. С короткой, как гарик (это такой новейший литературный жанр), стрижкой его голова выглядела предельной, перезревшей отвратительной грушей с сужающейся кверху ноосферой.

Никогда раньше, я не представлял, что тонкий ценитель индийской музыкальной культуры, родственник заместителя губернатора, один из ведущих криминальных боссов нынешнего Новосибирска может обладать такой формой лица. Известный английский авторитет прошлого века профессор Мориарти сказал бы: «Я никак не ожидал, что у вас так развиты челюстные мышцы, по объему они в два раза превосходят мозговую полость».

Олимпиец остался за откидным столом, а щекастый Зиновий занял место в аккурат под виселицей на неизвестно откуда появившемся стуле. Достал тонкую девическую сигаретку и прикурил от огромной, как собственные щеки, может быть даже украшенной бриллиантами, зажигалкой.

— Рассказывай, — предложил Валентин Гаврилович, разглядывая ногти и как бы даже не особенно интересуясь моей жалкой персоной.

Поскольку олимпиец возле телефона молчал, следовало предположить, что обращались ко мне.

— Это ты мне? — уточнил я.

— Угу, — Зиновьев печально покивал, не отрываясь от ороговевших отростков — микробов, что ли, хотел разглядеть?

— Это было во времена, когда по земле ходили трубадуры, когда государствами управляли глупые короли, у которых были симпатичные дочки принцессы. В одном маленьком городке жил папа Карло. Он ходил по узеньким улочкам, крутил шарманку за ручку, и оттуда неслась прекрасная мелодия. Жители городка слушали ее и становились добрее…

Дальше я начал путаться из-за раскаленной лепешки на темечке, но Зиновьев благосклонно выслушал известный анекдот и в конце даже хмыкнул.

— Ты, разумеется, меня знаешь? — спросил он.

— Да.

— Я тебя тоже знаю. Лет десять назад видел на ринге. Да и теперь кое-какие слухи доходят. Например, как ты в одиночку разделался с командой Сереги Мелентьева. Царство ему подземное. Что и говорить, пренеприятнейшая была личность. За один этот подвиг можно памятник при жизни ставить на родине в полный рост. Но вот чего я понять не могу, это, зачем тебе понадобился я?.. На кого сейчас работаешь?

— На себя.

— Вот уж нет. Неужели на Терехина? Или на Треухина?

— На всех и ни на кого, и, главным образом, на себя.

Я никак не мог поверить, что при сочетании такого узкого лба и таких толстых щек человек сохраняет способность общаться интеллигентно, если, конечно, не считать обращения на ты. Вот рядом с виселицей сидеть — для этого у него лицо самое подходящее. Очень соответствует. А ведь он еще и изысканной индийской культурой увлекается, как Джордж Харрисон. И насчет «ты» не стоит сильно привередничать. В таком месте «вы» звучало бы, как «Иисус Христос — суперзвезда» в нашем Оперном. Директор Оперного Егудин однажды так и заявил в телеинтервью: «Пока я директор, этой пошлости здесь не будет». Поэтому и звучит исключительно «Князь Игорь».

Слово за слово я выложил историю своих злоключений, вернее, очень многое из нее. С того самого несчастливого момента, как Треухин нанял меня следить за Настей. И даже назвал фамилии возможных исполнителей убийства — Ширяева, Своровского, Корнищева и Бердова. Зиновьев, как организатор убийства Краснопольского, уж, конечно, осведомлен обо всем не хуже меня и все фамилии знает наизусть. И даже странно, что слушает не перебивая — наверное, любопытствует, как это я мог бегать от его головорезов так долго. А вот о подробностях искитимской гонки может и не знать, но мне их не жалко, подробностей, они-то уж точно теперь никакого значения не имеют, разве что так, для общего образования.

Вообще все прошлое сейчас не имеет значения. Только про Настю он не в курсе, и не я буду тем человеком, который назовет ему ее московский адрес, несмотря на угрозу раскаленной сковороды. Никакой я не герой, но, как ни странно, иногда предательство бывает страшнее пыток. И смертью он меня не напугает. Не потому, что я ее не боюсь, а потому, что на этот счет у меня аргумент заготовлен. Ни с самого начала, ни теперь он не выглядит стопроцентной гарантией безопасности, но шанс дает. А если мне не суждено выбраться из подвала, то предательство уж во всяком случае меня не спасет.

— И где сейчас девушка? — как раз и спросил Зиновьев.

— Не знаю, — соврал я. — Ей отец прячет. У него и поинтересуйся. Ты же с ним приятельствуешь…

Щекастый склонил голову, дескать, если надо будет, поинтересуется, а при случае и у меня еще раз поинтересуется. Только вопросы будет задавать уже не он, а какой-нибудь мясник в фартуке.

После некоторой паузы, которую я отнес насчет того, что в ногтях обнаружился, наконец, некий дефект, который и приковал к себе все его внимание, Валентин Гаврилович промолвил:

— А ведь это чудовищное заблуждение, насчет того, что Краснопольского заказал я или что его заказали через меня… И оно будет стоить тебе жизни. Как странно — ошибка, которая стоит жизни… Меня это всегда занимало, ведь каждый ошибается каждый день по многу раз Вот я, например. Зачем я сегодня выпил молочный коктейль? Он расстроил мне весь желудок. Ошибка? Несомненно. Избежать таких ошибок невозможно. И к этому как-то привыкаешь… И вдруг из-за какой-то ерунды приходится рассчитываться самым дорогим, что у тебя есть — всеми непрожитыми годами…

У меня даже голова на мгновенье перестала болеть. Не от размышлений об ошибках и их стоимости. А от возможности, что не щекастый убил Краснопольского.

Минуту назад причастность Зиновьева к убийству была для меня предельно очевидной. Меня вычислили через телефон, а слушать мог только этот индийский идолопоклонник. Еще одним несомненным доказательством является репутация Зиновьева и, если уж на то пошло, форма его дебильного обличья.

Однако с какой стати он ломается? Я ему не прокурор, чтобы передо мной ломаться. Или он уже прокрутил в голове мой аргумент и готов начать торг?

Заметив сомнения на моем лице, Зиновьев добавил:

— У меня нет причин желать смерти Краснопольскому, наоборот, у нас были общие дела. А на чем, собственно, строятся твои выводы? На том, что тебя прослушали? Не спорю, прослушали и взяли на заметку, но и только. А ты уверен, что только я один мог слушать?