Картонная пуля - читать онлайн книгу. Автор: Александр Духнов cтр.№ 45

— Вот именно, что частная. Каковой факт доказывают пули, которые из него достали на Горской…

— ?..

— …В судмедэкспертизе… А вообще-то у нас сейчас нет ничего такого государственного, откуда бы частным порядком не зачерпывались деньги…

— Не знаю. Я про это не думала.

— А твой отец? Его бизнес тоже замешан на… Как ты выразилась…

Зря я спросил. Но Настя, кажется, не обратила внимания на наезд:

— Вот уж как раз нет. Он человек далекий от криминала. Может, поэтому у него ничего не получилось с Зиновьевым. А начинал он с компьютеров. Купил в Америке крупную партию и продал здесь. Все честно.

Купил — а на какие деньги? — спросил я сам себя. — Впрочем, может на реализацию взял, может, сработал как посредник… Чего я все время к нему цепляюсь? То он у меня жадный, то у него — что-то там на крови. Зато вон какую классную дочку родил. Не есть ли одно это искуплением всех грехов?

— Да это я так, к слову. А про этого своего Валентина еще что-нибудь знаешь?

— Не знаю. Честное слово, я хочу тебе помочь, но не знаю как. Что тебя интересует?

— Когда-нибудь в шутейном разговоре, по пьяной лавочке, он не намекал, что может подслушивать чьи-то телефоны. В том смысле, что знает про каких-то людей больше, чем они могут предположить. Не хвастался, что держит кого-то под колпаком?

Поразмыслив, Настя сказала:

— He-а. Не могу вспомнить. Да, если честно, я вообще не могу вспомнить, о чем он говорил. Даже странно. Как будто общалась с немым, а сама не заметила. А по пьяной лавочке, как ты выразился, я его ни разу не видела. А он же, по-моему, вообще не пьет, так я поняла.

— И знакомых ёго не знаешь?

— Знакомых? Ну, например, его вся «Вселенная» знает. Это ночной клуб на Богданке, где мы были. Там с ним все раскланиваются — и бармены, и посетители, но я никого из них раньше не встречала… А еще одна моя знакомая у него в фирме референтом работала.

— Секретаршей, что ли?

— Ну да.

— Кто такая? — насторожился я. — Почему работала, сейчас, что ли, не работает?

— Да это еще в прошлом году было. Женя Полякова. Мы вместе в Тосслужбе» учились. На втором курсе у нее отец умер, проблемы возникли с деньгами, она и устроилась к Зиновьеву в фирму.

— Наверное, по твоей рекомендации? Не через газету же объявление давали.

— Именно через газету. Там даже конкурс был, и ее выбрали.

— За безупречную компьютерную грамотность?

— Не знаю. Вообще-то она и внешне вполне ничего.

— Вот и я о том же.

…Постепенно тема Яблокова и Зиновьева с их странным бизнесом исчезла. Мы разговаривали… Если бы меня сейчас спросили, о чем можно разговаривать с девушкой в машине в течение двух часов или даже дольше, я бы призадумался. Между тем беседа текла почти без пауз. Общаться в таком эвристическом режиме без перемежающего реплики алкоголизма или секса я в принципе не умею — академий-то я, как известно, не кончал. А тут вдруг открылись способности.

Например, ни с того ни с сего она спросила про какого-то Сорокина. Не посчастливилось ли мне прочитать его последний роман «Голубое сало»?

— С детства не люблю сало — источник холестерина, — остроумно парировал я. — А что, сильно интересный роман?

— Кому как. Я, например, прочитала первые сто страниц, нет вру, девяносто девять и решила: вот прочитаю еще одну и брошу. И на сотой странице как раз все и началось. Так, что потом оторваться невозможно.

— И про что там?

— Трудно сказать. Про то, как зарождаются вселенные. И про то, что чья-то персональная смерть или персональная боль не то, что не имеют совсем никакого значения, а равнозначны плевку, растоптанному пешеходами на асфальте какой-нибудь Средней Никитской. Правда, с другой стороны, плевок вшивого гомосека, только что вышедшего из тюрьмы, может иметь высшую мистическую ценность, и каждый посвященный норовит его поскорей слизнуть.

Отчего это? Если на моем жизненном пути возникают девушки, то они всегда ужасно умные — если читают про сало, то оно обязательно голубое, а если смотрят картинки, то это обязательно кубизм?

— Тьфу, гадость, — заметил я вполне равнодушно.

Неожиданно, сразу после этого плевка, Настя сказала:

— Еще я где-то читала, что мы остаемся детьми до тех пор, пока жива мать, пока кому-то можно сказать «мама». И это, как незримая стена, которая тебя защищает. Значит, теперь я стала взрослой.

Не умею утешать. В этом деле женщины — большие специалисты. У них всегда слова находятся.

И все-таки я погладил ее по голове, и она задержала мою руку, прижавшись к ней ухом и щекой.

— Мне все время хотелось тебе позвонить из Москвы, — сообщила она.

— Так я и думал, что ты была в Москве.

— Почему?

— Потому что твоего отца интересует все от компьютеров до графитовых стержней, и наверняка не интересует только одно — классические детективы. Ему кажется, что человека проще всего спрятать в большом городе.

Я хотел развить тему, но неожиданно увидел ее губы на таком от себя расстоянии, которое уже трудно разорвать без помощи технических средств — например, военных тягачей. То есть еще плюс два-три сантиметра, и все было бы в порядке, можно было разбежаться в разные стороны вселенной, о которой сочиняет трактаты неизвестный Сорокин, или в разные стороны «Ауди», что, впрочем, в определенном смысле — одно и то же. Но достигнутое расстояние так же неизбежно толкает двух человек навстречу друг другу, как сэру Исааку Ньютону невозможно избежать падающих сверху яблок. Я почему про него вспомнил? Ведь всемирный закон про губы именно он и открыл. Называется законом всемирного тяготения.

— …А на улице, наверное, на Никитской, — предположил я, отдышавшись.

— Что на Никитской?

— В Москве ты жила на Никитской? Средней там, кажется, нет. А Малая и побольше есть.

— Серпуховский вал, дом семнадцать, квартира тринадцать, — без запинки выдала Настя. — И телефон есть…

Вот и проявил проницательность.

— Ты бы все-таки не очень разбрасывалась адресами и паролями, — заметил я.

— Не тебя же бояться. Если тебя бояться, кому верить? А больше никто и не знает. Кроме папы, конечно.

— А это чья квартира?

— По-моему, наша. Он мне просто ключи дал и сказал, что про нее никто не знает.

— Можно тебя еще раз поцеловать? — спросил я.

— Можно. Только давай сегодня больше ничего не будет?

— …Расскажи про себя, — попросил я чуть позже.

— А что?..

Говорят, что каждый человек может написать хотя бы одну книгу — про себя, про свою жизнь. Настя прожила всего двадцать лет, не знаю, как насчет книги, но слушать ее было удивительно интересно. Может, это правда, что каждый человек может? Но, наверное, такую книгу надо было издавать тиражом в два или три экземпляра.