Если они выжили, эта разношерстная четверка, какова была их дальнейшая участь? Голодная смерть в пустыне, которую я пересекла, направившись на юго-запад? Я надеялась, что чародей с топором справился и с этим.
Слушая мой рассказ, леди Джелит села лицом к лестнице, по которой поднимались пленники. Но вот она отозвала свое мысленное прикосновение. Я видела, как она напряглась. Она не смотрела на меня, ноя поняла, что она использует свое внутреннее зрение. Лорд Саймон положил ей руку на плечо: он поддерживал ее своей силой. Я даже чувствовала этот поток силы, соединивший их.
Я сунула руку под изношенную и порванную одежду и достала свой амулет. Он лежал на ладони и светился мягким голубым сиянием, а не тем ярким лучом, который прорезал туман.
Кемок сидел, скрестив ноги, а Орсия опиралась на его плечо. Он поднял правую руку в кольчуге, указывая на звезды. Лицо его тоже было напряжено. Капитан Сигмун и фальконеры отошли немного в сторону.
Я знала, что салкары опасаются такого проявления Силы, а фальконеры клянутся, что не имеют с ней ничего общего, кроме того, что связывает их с птицами. Но Вождь — совсем другое дело. Кот положил лапу мне на запястье и надавил, опустив мою руку на один-два дюйма. Потом положил мне на руку и голову. Глаза его, широко раскрытые и блестящие, устремились на амулет.
Нарастала Сила. Вначале медленно, словно спокойное течение реки. Потом все больше набирая силу — превращалась в бурный водопад.
Что-то лежало в полусне. Оно… насыщалось. Теперь шевельнулось, какое-то предупреждение проникло в его сон, побуждая проснуться. Я не могла уловить ясную картину. Не думаю, чтобы кто-то из нас смог ее разглядеть: мы все увидели бы то, что воспринял один.
Я «увидела» не человека, не волшебницу, даже не одно из чудовищ, которые нападали на нас. Это существо Силы окружала какая-то странная чернота. Оно могло быть мертвым, так как в нем отсутствовала искра жизни, которую вкладывают в дар. Но в то же время и не мертво, оно способно по-своему существовать.
Я попыталась достичь его своим дальновидением. И снова повисла над сплошной чернотой. Как будто все, обладающее жизнью и цветом, ушло отсюда, оставив только пустоту.
Но что-то внутри этой пустой черноты чувствовало… Чувствовало? Как может чувствовать не обладающее жизнью? Оно обладает Силой, оно заполнено ею. Когда-то оно было опустошено и потом прикладывало огромные усилия, чтобы наполниться снова, быть способным служить… служить? Кому?
И тут, внезапно то, что мы пытались рассмотреть, осознало наше присутствие!
Амулет у меня в руке не только светился, но и стал горячим. И если это было попыткой наставить меня бросить мое единственное оружие, она не удалась. Я знала, что может произойти с камнем, и потому держала его, даже когда он обжигал, как раскаленный уголь.
Леди Джелит поморщилась и подняла руки. Пальцы ее зашевелились, она словно сплетала в пустоте нити. Орсия тоже подняла руки, и между ними протянулись две нити с морскими раковинами. Орсия начала размахивать ими, по очереди поднимая и опуская руки. Кемок не сделал ни одного движения — в защите или в нападении, но лицо его напряглось, стало бесстрастным, лишенным всякого выражения.
В это время фальконеры и капитан Сигмун встали и направились к лестнице. Лица у них стали отрешенными, глаза смотрели только вперед. Я вскочила и побежала за ними. Рукой, сжимающей амулет, ударила капитана Сигмуна в спину, в жесткую кольчугу. Он вскрикнул, пошатнулся, упал на песок.
А с фальконерами было иначе. Им на помощь бросились их собственные птицы, они с криком вцепились в лица хозяев. По оцарапанным щекам побежала кровь. Как и Сигмун, фальконеры опустились на песок, а соколы с криками кружили над ними.
Мой амулет шевельнулся, он точно стремился повернуться у меня в пальцах. Я взглянула на него. И снова хорошо знакомые мне символы, вырезанные на его поверхности, изменились. На этот раз я увидела не лицо, а череп, обтянутый кожей. Это было изображение самой смерти. В провалах глаз черепа горел зловещий свет, а на губах уже не было улыбки.
Леди Джелит рывком повернулась ко мне. Руки ее оставались поднятыми, но теперь они застыли. Я догадывалась, чего она хочет, но это мой бой. И я знала только один способ выиграть его. Я посмотрела на череп и постаралась вызвать в памяти сноп и лозу Ганноры — то обещание плодовитости, которое она дает. Этот череп — смерть, а Ганнора — жизнь!
Во мне шевельнулся страх. Говорили, что я принадлежу Тьме, злу, что я служанка смерти. Но если бы это было правдой, я не смогла бы даже приблизиться к святилищу Ганноры. И если зло сейчас пытается подчинить меня себе, у него ничего не получится!
Зерно, лоза! Вот так стоят высокие колосья, склонив тяжелые головы в поле осенью. Я срезала такие колосья, увязывала их в снопы, ощущала их многообещающую тяжесть. А вот лоза, которую нужно подвязать. А на ней красные ягоды. Если раскусить такую ягоду, брызнет сок, освежающий после тяжелой работы, веселящий сердце, дающий приют друзьям и усталым путникам. Это не смерть, а жизнь во всей ее полноте.
Я вижу перед собой колосья и лозу, зерно и плоды. А уродство, которое скрывается от меня, не сильнее Ганноры, и я ему не поддамся. Жизнь — не смерть. У меня нет тела. Меня нет в мире — та внутренняя сущность, которая и есть я, теперь противостоит злу черепа.
Череп раскрыл свои лишенные плоти челюсти и взвыл. Я чувствовала угрозу, ощущала, как он пытается ослабить мою волю, подорвать решимость, отнять способность распоряжаться собой. На меня обрушилось нечто гораздо страшнее физической боли. Угроза стала смертельной. Но я держалась. Зерно и плод… зерно и плод…
Череп местами стал прозрачным, так что я могла видеть сквозь него. Затем он снова стал плотным, закрыл эмблему жизни, набросился на меня, так что я едва устояла. Но я держалась!
Вдруг и череп, и то, что я видела за ним, исчезли.
Мне ослепило глаза, я оказалась в центре ревущего пламени. Защиты от него нет. Но она и не нужна. Вся боль, которая до этого грызла меня, исчезла. Осталась прочность, надежда — осталась Сила.
Я моргнула глазами. Как и тогда, проснувшись утром, я незаметно передвинулась. Потому что теперь уже стояла у лестницы. То, что я держала в руках, больше не было камнем, полученным мною в святилище Ганноры. Скорее теперь это был золотой диск, в котором двигались темно-красные точки — золото зерна, красный цвет плодов. И та, которой принадлежали эти цвета, тоже изменилась, я это знала. Но как и почему — этого еще не могла сказать. Я уверена только в том, что теперь иду по другой тропе, о которой в наши дни мало кто знает. И идти по ней — мой долг и моя радость.
Я обернулась, чтобы увидеть остальных. Фальконеры и Сигмун пришли в себя и сидели на песке, остальные четверо выстроились в ряд за мной.
Я взглянула на леди Джелит и Орсию и протянула к ним руки.
— Сестры, мы должны это сделать.