Я кивнул.
— И что произошло потом? — спросил я. — Поллион пошел по следу с того места, где он оборвался?
— Вроде того. На самом деле он нашел другого писца, уже в отделе шифрования, того самого, который шифровал последние сообщения в архиве, и дал ему кучу денег. Так он узнал, что вы были на Сицилии.
Это меня потрясло.
— Он это знал?
— О да.
Плохо, подумал я; потому что если шпион Поллиона во дворце знал, где мы были, то только потому, что читал официальные отчеты, а значит тот, для кого эти отчеты писались, тоже знал. Возможно, не один человек, а несколько.
— Ладно, — сказал я. — И что же он сделал?
Она нахмурилась.
— Я не совсем уверена, — сказала она. — Я помогала ему в поисках — я и с десяток других слуг, но он никогда не говорил нам всего, только то, что нужно, чтобы выполнить поставленную задачу. Я слышала, что он отправил письмо с нарочным какому-то своему другу или деловому партнеру на Сицилии, в котором просил выручить вас из тех неприятностей, в которые вы угодили и привезти к нему, но, вероятно, что-то пошло не так, погибли солдаты, и вы вроде как проскользнули сквозь сети, — она вздохнула. — То, что он встретил тебя в Остии, было чистой случайностью. Поллион был в тот день в доках по делам — так я слышала, хотя и не от самого Поллиона — и столкнулся ни с кем иным, как с тобой. Он подумал, что знает тебя откуда-то, и денег дал просто на тот случай, если ты какой-нибудь старый приятель, переживающий не лучшие времена; и только вернувшись домой и размышляя вслух, кто б это мог быть — я слышала, как он тебя кому-то описывал…
— Знаю, знаю, — вставил я. — Полагаю, он сказал: тощий маленький грек с лицом, как у хорька.
— На самом деле, как у ласки, — ответила Бландиния, — но почти угадал. В общем, короче говоря, как только он сообразил, кто ты такой, он бросился в Остию, проследил тебя до имения Гнатона, оттуда до Рима и нанял половину бездельников и бродяг и приказал им тебя высматривать.
Я задумчиво кивнул.
— Значит, вы нас нашли, — сказал я. — Так почему же Поллион не сцапал нас сразу и не притащил сюда? Зачем все это дерьмо с Александром и как его там, следующим за нами по пятам, чтобы охранять нас и подбрасывать деньги во сне?
Все это время я накидывался хавчиком, которым нас обносили рабы, но не замечал этого — пихал в рот да жевал.
Вот всегда так со мной. Я ответственно утверждаю, что отведал гуся, фаршированного куропатками и тушеными в меду дроздами, обернутыми в заячьи эскалопы в укропном соусе, но понятия не имею, каков он на вкус. С тем же успехом мог жрать бобы с салом.
— Ну, — ответила Бландиния, — я и сама хотела бы это знать. Но Поллион… ну, в целом он хороший человек, вполне приличный и деликатный, в отличие от большинства римских всадников. Кое в чем странноватый, но в общем-то нормальный, если ты понимаешь, о чем я. Но когда дело касается Нерона Цезаря, у него крышу сносит — как будто он провел слишком много времени под дождем без шляпы, промочил мозги и они пошли плесенью. Как ему виделось, он не мог позволить себе просто схватить Нерона Цезаря, как беглого раба — это была бы непозволительная дерзость. Он планировал дождаться, чтобы вы снова начали жульничать, а затем подставиться в качестве добычи. Таким образом, пока вы обрабатывали бы его в роли повелителей сардин или властелинов репы с распиханными по рукавам соблазнительными сделками, он получил бы повод пригласить вас на ужин, возможно, даже погостить у него несколько дней. Сам он собирался притвориться, что повелся на разводку, что дало бы ему возможность вручить вам крупную сумму денег, не вызывая у Нерона Цезаря ощущения, что ему кинули подачку. И только когда он обнаружил, что вы попали в руки бандитов, а соперничающие группировки собирались начать из-за вас войну, то решил вытащить вас по-быстрому, и хрен с ними, с предлогами. Он отправил за вами Александра и Юлиана Болиона — и вот вы здесь.
— Боже мой, — сказал я. — До чего же хитрющий мужик. Я тебе так скажу — он бы достиг заоблачных высот в нашей профессии.
Бландиния мрачно кивнула.
— Он и достиг, — сказала она.
Это меня потрясло.
— Что, в мошенничестве? Но он же так богат! Никто в нашем деле не становится богат. Распят — да, но богат? — нет.
Она вздернула голову.
— Тут ты ошибаешься, — сказала она. — Могу я быть с тобой откровенна? Правда в том, что обманом можно очень даже просто заработать кучу денег, если ты в этом хорош. Лициний Поллион хорош. А ты — нет.
— Верно, — сказал я. — Ну, во всяком случае в том, что касается меня. Но неужели именно так Поллион…
Она кивнула.
— Он был охотником за наследствами, — сказала она. — Еще до того, как растолстел и облысел. Его отец был уважаемый всадник и занимался торговлей зерном, но оказался не с той стороны от Клавдия Цезаря и разорился. Лициний Поллион сколотил состояние, крутясь около богатых пожилых вдовушек и склоняя их завешать ему все их деньги. В этом деле он был очень хорошо, я слышала; он был достаточно красив, чтобы привлечь их внимание, достаточно умен и весел, чтобы влюбить их в себя — вот, собственно, и все. О, я не буду утверждать, что он не подделал завещание-другое, если старушка оказывалась не так влюбчива, как ожидалось, и есть такие, которые скажут, будто некоторые из его престарелых подружек пересекли Реку чуть раньше своего часа, но у меня на этот счет нет устоявшегося мнения. В основном, впрочем, он добивался всего исключительно обаянием и силой личности. Если ты ими обладаешь, то обмануть можешь кого угодно. Если нет… Ну, я не собираюсь плясать и петь, но он здесь, а ты там, где ты есть, и это более или менее само за себя говорит, а?
Я кивнул. А что на это скажешь? Тем не менее тот факт, что этот богатый и уважаемый римлянин, чьими пирожки с олениной, кориандром и луковичками я тут загружаюсь, на самом деле ничуть не лучше нас, заставлял задуматься, почему мир так устроен. Я хочу сказать, стоит таким отбросам, как я и Луций Домиций, провернуть несколько афер, за нас берутся стражники и в следующий момент мы уже прячемся под телегой или в канаве, без единого гроша и ненавидимые всем миром, и в некотором смысле это успокаивает; это показывает, что боги действительно присматривают за нами и воздают каждому по делам его. Но если в то же самое время чувак, который обманывал старушек, подделывал завещания и, может быть, даже убивал их, в итоге становится богат и со всеми удобствами устраивается среди благородных членов всаднического сословия, тогда какой, нахрен, смысл в наших страданиях? Не уверен, что даже Сенека способен это объяснить.
— Справедливо, — сказал я. — Но если честно, ты хочешь сказать, что Лициний Поллион влез во все эти хлопоты и расходы только потому, что ему нравилось, как Луций… то есть Нерон Цезарь пел?
— Такова сила искусства, да.
Скажите пожалуйста! Некоторые люди тупы, как коровье говно. Потратить столько денег и времени ради Луция Домиция, хотя за малую долю он мог прокатиться на рынок рабов или даже сплавать на Делос и купить себе высококлассный оркестр — флейтистов, арфистов и цитристов и всех остальных, плюс шикарного певца, которые бы играли и пели песни Луция Домиция не хуже, а скорее в тысячу раз лучше его самого. Все это лишний раз показывает, до чего могу докатиться люди, когда речь заходит об искусстве, музыке и прочей чепухе.