Мадрапур - читать онлайн книгу. Автор: Робер Мерль cтр.№ 8

— Моя фамилия здесь абсолютно ни при чём!

Блаватский, который тем временем решил вытряхнуть содержимое сумки Христопулоса на сиденье кресла, занят ощупыванием её подкладки из искусственной кожи. Не поднимая головы, он произносит назидательным тоном:

— Неужели мы не можем поговорить более спокойно, как взрослые люди?

Пассажир, сидящий слева от лысого, очень худой, измождённого вида субъект, наклоняется к нему и что-то шепчет ему в ухо. Лысый, уже готовый взорваться, овладевает собой и сухо говорит:

— Если вы так на этом настаиваете, я представлюсь. Я Жан-Батист Пако. Глава компании по импорту деловой древесины. Мсье Бушуа, — он указывает на своего измождённого соседа, — моя правая рука и мой шурин.

— Рад познакомиться с вами, мистер Пако, — говорит Блаватский со снисходительной любезностью. — А также и с вами, мистер Бушуа. У вас есть сын, мистер Пако? — продолжает он, неторопливо укладывая обратно в сумку Христопулоса всё, что он из неё вынул.

— Нет. Но почему вы спрашиваете об этом? Какая тут связь? — говорит Пако, которому круглые навыкате глаза придают неизменно изумлённое выражение.

— Если бы у вас был сын, — говорит Блаватский с суровостью протестантского проповедника, — вы наверняка хотели бы, чтобы торговцы наркотиками, и крупные, и мелкие, лишились возможности причинять людям вред. Видите ли, мистер Пако, — добавляет он, кладя сумку Христопулоса на прежнее место под кресло, — у нас есть все основания полагать, что Мадрапур является одним из крупнейших азиатских центров по сбыту наркотиков, а мистер Христопулос — крупным посредником.

Караман хмурит густые чёрные брови и, приподняв правый уголок верхней губы, говорит по-английски резким голосом, чётко выговаривая каждое слово:

— В таком случае вам следовало бы обыскивать сумку Христопулоса не тогда, когда он направляется в Мадрапур, а на обратном пути.

Блаватский садится справа от меня и, наклонившись, улыбается Караману с видом жизнерадостного превосходства.

— Я ищу, разумеется, не наркотики, — говорит он своим тягучим голосом. — Вы не поняли, Караман. Христопулос не отправитель, он посредник.

— Как бы там ни было, — упорствует Караман, и его губы снова кривятся в высокомерной гримасе, — обыскивать вещи попутчика на основании одних подозрений незаконно.

— И ещё как! — говорит Блаватский, добродушно улыбаясь всеми своими крупными белыми зубами. — Ещё как незаконно!

И, мгновенно переходя от тона циничного к тону морализаторскому, добавляет:

— Но если, воюя с наркотиками, я и нарушаю иной раз букву закона, всё же это не такое тяжкое преступление, как продажа оружия слаборазвитым странам.

У Карамана одновременно приподнимаются правая бровь и правый уголок рта.

— Вы хотите сказать, что Соединённые Штаты не продают оружия слаборазвитым странам?

— Я отлично знаю, что я хочу сказать, — говорит Блаватский.

Их беседа приобретает настолько неприятный характер, что я решаюсь вмешаться. Мне это тем более легко сделать, что Караман сидит от меня слева, а Блаватский справа и свою перепалку они ведут прямо над моей головой.

— Господа, — говорю я нейтральным тоном, — не прекратить ли нам эту дискуссию?

Однако Караман, внешне спокойный, так и клокочет от сдерживаемого гнева. И тихим, но скрежещущим от затаённой ярости голосом он говорит:

— Вы себя выдали, Блаватский. Вы не принадлежите к Управлению по борьбе с наркотиками. Это только вывеска, на самом деле вы служите в ЦРУ.

Чета индусов, мне кажется, заволновалась. Но это лишь мимолётное впечатление, ибо я гляжу сейчас на Блаватского. Какое поразительное лицо! Весь ощетинился, приготовился к обороне. Непробиваемый шлём волос, стёкла очков такие толстые, что ни одному враждебному взгляду сквозь них не проникнуть, и, наконец, крупные белые зубы, длинные, тесно посаженные, защищающие рот, словно блиндаж. Впрочем, на сей счёт я ничуть не обманываюсь. Под прикрытием этих оборонительных сооружений всё здесь — агрессия и атака: глаз, смех, слово, вызывающая поза, а также, как ни странно, игривое расположение духа. Ибо этот толстяк с жёстким взглядом не лишён определённого обаяния. И он им пользуется — порой для того, чтобы расположить к себе собеседника, порой для того, чтобы повергнуть его.

— Да полноте вам, Караман, — говорит Блаватский, показывая крупные зубы, и его маленькие серые глазки сверкают за стёклами очков, — не следует верить тому, что вам наговорил обо мне Христопулос! Этот старый прохвост вообразил, будто вы связаны с ВПМ, и домогается вашего покровительства. На самом деле я не имею к ЦРУ никакого отношения. Разумеется, — продолжает он, и глаза его щурятся, — мне понадобилась кое-какая информация о моих попутчиках, и получить её не составило для меня труда. Насколько мне известно, это вообще первый чартерный рейс в Мадрапур.

Теперь Караман нем как рыба. Когда дипломат молчит, его молчание кажется вдвое значительнее. Караман уже не утыкается в «Монд», лежащий у него на коленях. Он сидит неподвижно, с опущенными глазами, будто разглядывает что-то у своего носа, и выставляет Блаватскому для обозрения строгий лощёный профиль и безукоризненную причёску, где ни один волосок не возвышается над своими собратьями. Я замечаю, что и в спокойном состоянии его верхняя губа справа слегка вздёрнута, словно высокомерное подёргиванье в конце концов навечно застыло на его лице.

Караман, мне думается, жалеет, что наговорил лишнего, и у него, должно быть, имеются причины не желать дальнейших разглагольствований Блаватского. Но Блаватский, я чувствую, не собирается молчать. Сперва поражённый тем, что этот секретный агент позволяет себе публично так откровенничать, я спрашиваю себя, нет ли в его чрезмерной болтливости некоего расчёта. И у меня не остаётся в этом сомнений, когда Блаватский продолжает своим монотонным голосом, придавая комичную наивность своему взгляду:

— Поверьте, Караман, я не имею никакого отношения к ЦРУ. Меня интересуют только наркотики. И мне в высшей степени наплевать на все ваши басни про нефтяные скважины и продажу оружия, а также на реальное или воображаемое влияние, которое вы имеете на ВПМ.

Караман вздрагивает, бросает быстрый и тревожный взгляд на других пассажиров и цедит, не разжимая губ:

— Во всяком случае, благодарю вас за такую рекламу.

Блаватский смеётся. Его смех вроде бы добродушен, но таит в себе ликование, не сулящее, я уверен, ничего хорошего. С лицом, окаменевшим от усилий сдержаться, Караман опять углубляется в «Монд». Инцидент исчерпан — или по крайней мере таковым кажется.

И в наступившем снова молчании возвращается Христопулос. Предваряемый своими жёлтыми туфлями и сопровождаемый своим особым запахом, он вновь занимает место между индусом и Пако. Он отсутствовал так долго, что у меня шевелится подозрение, не подслушал ли он, спрятавшись за занавеской туристического класса, весь разговор Блаватского с Караманом или хотя бы часть их разговора.