Стеклобой - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Паволга, Михаил Перловский cтр.№ 36

— Не рано ли вы взобрались на вершину, Дмитрий Сергеевич? — услышал Романов знакомый голос. — Дождались бы начала официальной церемонии.

Александрия Петровна стояла, гордо подняв голову. В руках она держала громоздкую шкатулку из карельской березы. Позади нее госпожа Доезжак перебирала в руках конверты и листки бумаги.

— Снизойдите, — Александрия Петровна унизительным жестом приказала Романову спуститься. — Подойдите, нужно кое-что уточнить, — и тихо добавила уже спустившемуся Романову, — утвержденная речь у вас с собой?

Романов, в последние дни закипавший в ее присутствии как чайник, сейчас превратился в огненный, готовый рвануть котел.

— Оказывается, выборы у нас теперь на стадионе? Что вы устраиваете?! А если я решу поплавать, вы оккупируете городской бассейн? Уверен, даже воду сливать не придется, вы выступите с номером синхронного плаванья с вашей Маргаритой Нечетовной! — процедил он.

Александрия Петровна деловито сняла пылинку с его плеча.

— Как хорошо, что вам успели сообщить об общегородской ярмарке после церемонии, — она остановила взгляд на потертых романовских ботинках. — Площадь было бы трудно контролировать, а здесь всего четыре надежно блокируемых выхода. Романов в очередной раз поразился точности и ровности ее интонаций. Она не сбивалась ни на секунду.

— Итак, если назовут вашу фамилию… — начала она размеренно.

— Это в каком же смысле если? Вы уверяли меня, что все решено. — Романов на мгновение оторопел.

— Я повторяю, если вас назовут, — с нажимом сказала она, — зачитаете речь, — она вручила ему сложенный вчетверо листок. — И под аплодисменты примете у меня из рук вот этот символ власти, — она приоткрыла коробку, и Романов увидел в ней увесистый хрустальный ключ.

— Внимание! Итак, процедуру вскрытия конвертов с результатами народного голосования! Можем! Считать! Открытой! — провозгласила с трибуны Доезжак. — Поприветствуем наших кандидатов!

Под волны аплодисментов и выкриков Романов взял листок, не читая скомкал и бросил на зеленую траву, а затем стал вместе со всеми подниматься на трибуну. А ведь ей удалось поймать его, на секунду, но удалось, — с досадой подумал Романов. Почему-то все его принимают здесь за рубаху-парня, но скоро, совсем скоро это закончится.

Ему дали самый мощный инструмент, он расшибется, но воспользуется им правильно. И узнает все, что должен. И объяснит людям. Так. Должно. Быть. Картина вдруг стала такой ясной, будто бы давно существовала, а он только откинул занавес и увидел ее во всей ослепительной красоте. Раньше он только читал или слышал о тех лучших решениях, которые приходят готовыми, словно открывается та самая дверь. Правильные ответы существуют сами по себе, еще до того, как придуманы условия задачи, и ты, если способен, можешь увидеть их. Не придумать, не создать, а только обнаружить. Под тоннами земли, как нефть, за бескрайним ли пространством космоса, как новую звезду, — неважно. Он вырвет с мясом тайну этого города — узнает, как именно исполняются желания, и сделает щедрый подарок всем, и в этом будет его правда. Он спасет пацанов, себя и всех остальных. Талант или власть, выбор совести, истинное желание… Да идите вы все к чертям, сейчас власть — мой талант!

Ничьих слов он больше не слышал, он только видел развевающиеся над толпой флаги, подставлял лицо налетевшему ветру и был готов ко всему. Большое скучающее существо из слившихся лиц встрепенулось и жадно смотрело на него. Он улыбнулся. Ну, и кто же скоро узнает ответ на все вопросы, кто сможет спасти вас всех? Далеким морем зашумели овации, его хлопали по спине, а впереди на табло высветились большие буквы «Р-О-М-А-Н-О-В».

Возгорание дед, конечно, ликвидировал. Бегали с ведрами от колодца. Тетя Полина охала и настаивала, что тушить надо сперва стену, примыкающую к ее дому. После этого меня к инструментам больше не подпускали и дачной свободы в то лето лишили. А в качестве наказания упекли в пионерлагерь, где так легко усвоить правила жизни в коллективе. Коллектив был еще тот. Несмотря на усыпляющее бдительность название «Комарики-3», отдыхали там дети работяг строительного комбината — папа постарался подобрать закаляющую среду. И я закалялся. От участия во всех кружках отказывался, и потихоньку играл в ножички в дальнем заросшем углу спортплощадки. Там-то мою тощую фигуру и обнаружил выпивавший в одиночестве физрук. Честь «Комариков-3» защищать пришлось на межлагерной спартакиаде, где я неожиданно прыгнул куда-то дальше всех, просто потому, что был длиннее всех. За этим последовал взлет моей популярности — на линейке на шее повисла позорная медаль, и малышня долго тыкала в меня пальцами, как их отцы, вероятно, тыкали в передовиков труда. Да-да, и у меня бывали высокие моменты в карьере.

Когда обо мне понемногу стали забывать, скарлатина свалила председателя совета отряда Пашку. Вожатые пошарили вокруг среди курящих подростков и хмурых крашеных девиц, и выдернули меня за медаль на председательское место. Папа велел закалять характер — и я старался. Саботировал линейки, грубил вожатым, но эта медаль всех ослепляла, и мне сходили с рук все выходки. День за днем я торчал на трибуне и наблюдал, как поднимают и опускают выцветший за год флаг, слушал, как скрипит трос под ним на приеме утренних и вечерних рапортов на линейке. Так получилось, что я отвечал за все мелочи, будь то плохо убранная кровать Винивитина из третьей палаты или неготовая стенгазета, или бог знает что еще. Другие ребята прекрасно проводили время, и никто не спрашивал с них кроватей и стенгазет. Но однажды я отправил кого-то вместо себя сдавать книги в библиотеку, и этот кто-то послушно пошел туда. Представляешь, каково это было для меня, обязанного делать все самому с трех лет? Тут, как говорится, мне карта и пошла. Я поменял график дежурств в столовой, подстроив все так, чтобы Винивитин не вылезал оттуда, пока не научится заправлять свою кровать. Рявкнул на взобравшихся на старую сосну сопляков, и они сразу слезли. Придумал разноцветные значки за хорошие и плохие дела, добился, чтобы в столовой старшим отрядам давали два вторых, устроил товарищеские матчи в футбол с деревенскими. Однажды меня вызвали к начальнику лагеря. Я сидел в вожатской вместе с другими председателями отрядов, краснел, от того что меня хвалят, и понимал, что все это очень правильно, очень для меня, что я готов придумывать и дальше, чтобы всем было хорошо, потому что я знаю как. Только, повторял себе я, пусть все слушаются, пускай делают так, как я скажу. Это было похоже на неуловимую легкость и спокойствие одновременно. Я даже хотел упросить родителей оставить меня на следующую смену.

— Тихо! Слышишь? Что значит, мерещится? У них тут собрания трижды в день, эти коллективные песнопения ранят хуже любого взрыва. Никого?

А потом приехал папа, и все закончилось. Родителям отправили благодарственное письмо. Отец примчался убедиться, что это не розыгрыш, долго жал мне руку и говорил, что это только начало, важно не упустить удачу, нельзя расслабляться. И чем больше он говорил, тем яснее я понимал, что это все дико стыдно, что я похож на зазнавшегося придурка. Как только отец уехал, я отказался от всех должностей, и… ничего там у них не рухнуло. Пашка выздоровел, Винивитин так и остался с незаправленной кроватью, а трос так же скрипел при поднятии флага.