Князь Микулинский заполучил в свои руки Воронова и Пурьяка, вновь стал энергичным, отдавал команды налево и направо, всеми силами стремился избежать опалы государевой.
Воевода Опарь привез во дворец семью Меченого, а вместе с ней и суму, набитую золотом и серебром.
Любава бросилась было к мужу, но ратник остановил ее. Она упала на землю и забилась в истерике. Сын просто смотрел на отца и молчал, дочь плакала.
Микулинский подъехал к Савельеву и проговорил:
— И чего Пурьяк позарился на клад, когда у него в тайнике, устроенном в погребе, хранилось целое состояние?
— Жадность, Дмитрий Иванович. Атаман разбойников хотел старость провести в роскоши, ею же обеспечить и детей своих.
— И что мне с ними делать?
— Допроси отдельно Любаву, сына и дочь. Жена не могла не знать, чем на самом деле занимался ее муж.
— Не скажет она, а бить негоже, баба все-таки. Даже если и знала, то супротив мужа не могла пойти.
— Тогда отпусти ее. Пусть идет из города на все четыре стороны, куда глаза глядят.
— Нет, эта семейка может понадобиться новым следователям, которых пришлет к нам государь. Пожалуй, жену и детей Пурьяка я тоже отправлю в темницу. Пусть посидят, ничего им не станется. Заодно и допрошу всех.
— Ты здесь глава, тебе и решать.
— А ты чем займешься? Может, все-таки поделишься этим? А то царские посланцы прибудут, и что я им скажу?
— Думаю, до их появления мы уже заполучим весь клад. Да и разбойников побьем. Тебе придется принять баб и детишек, вышедших из леса. Их может быть много.
— В монастырь отправлю. Там места всем хватит. В городе они мне не нужны. Не дай бог тверичи по злобе побьют их.
— Разберешься. Я, если что, у себя, отдохну немного. Ратники мои тоже. Ты уж распорядись, князь, чтобы им приготовили еду, за конями посмотрели.
— Конечно, Дмитрий Владимирович, все сделаем так, как надо.
— Ну и ладно. Вечером мы выйдем из города, прогуляемся до Черного леса, посмотрим, что там да как. Так что одни ворота оставь открытыми.
— Какие?
— Любые, — ответил Савельев и усмехнулся.
В два часа пополудни ратники пообедали, а после четырех выехали из кремля через Васильевские ворота.
В балке Дмитрий остановил отряд и приказал:
— Далее со мной едет только Новик! Остальные ждут здесь, глядят по сторонам, не увязался ли кто за отрядом. Коли проявится слежка, выловить ее!
Ратники рассыпались по балке, спешились, поднялись на склоны, начали вести наблюдение.
Савельев и Новик заехали на тот самый участок, где брали Пурьяка с подельниками, между лесом и рощей, посмотрели на Черный лес, который казался мертвым. Они поскакали дальше, за Гиблую рощу.
Тут к ним вышел Баймак.
Всадники спешились.
Дмитрий спросил служивого татарина:
— Ну и что тут, Анвар?
Баймак ответил:
— Было ночью движение слева и справа. Именно там, где тропы. Посредине стояла тишина. На рассвете мы с Агишем посмотрели эти самые дорожки, в топких местах заметили настильные щиты. Разбойники их прятали, закидывали грязью, травой.
— А вы все же разглядели! — Савельев довольно улыбнулся.
— Ну так на то мы и стоим здесь, воевода.
— Вас-то разбойники не заметили?
— Зачем обижаешь, князь?
— Ладно, обидчивый ты мой. Не заметили, вот и хорошо.
— А ты, князь, серьезно рассчитываешь на то, что шайка выйдет для сдачи?
— Сам-то как думаешь?
— Вряд ли. Баб с детишками разбойники могут и выпустить, все же родные души, а сами скорее всего не сдадутся.
— Какой резон им выходить? Они торговаться будут или отбивать наше нападение на свой стан. Взять его, конечно, можно, но людей при этом сгинет много. — Савельев потрепал служивого татарина по плечу. — Ты, Анвар, особо не переживай. У меня есть кое-какие соображения на этот счет.
— А ты, я смотрю, так спокоен, словно у тебя и нет важного и трудного задания, порученного самим государем.
— А нет смысла дергаться, Анвар. От того, что я буду переживать, нервничать, ничего не изменится.
— Это означает совсем другое. Уж я-то знаю, что ты за человек и какой воевода.
— И что означает мое спокойствие?
— Так ты же сам сказал, что знаешь, как выполнить задание. Если до поры до времени не говоришь об этом нам, то правильно делаешь.
— Что ж, пусть будет так. Смотрите за лесом, мы в осинник.
Но не успели Савельев и Новик отъехать от рощи, как услышали крик, донесшийся от Черного леса:
— Эй, ратники, которые в роще, выходите. Разговор есть насчет нашей сдачи.
— Ого! — воскликнул Баймак. — Это что-то новое. Неужто разбойники решили сдаться?
— А пойду-ка я да узнаю.
Савельев кивнул Новику, и они вернулись к Черному лесу.
У выхода центральной тропы на обочине дороги стоял Игнат Брыло.
Он увидел Савельева, удивился и спросил:
— Ты что ж, воевода, сам тут смотрел за лесом или не отвел отсюда свой отряд?
— Не тебе вопросы задавать, Брыло. Сдаетесь?
— А что нам остается делать, коли вы обнаружили стан и тропу, ведущую к нему. Из болот мы теперь не выйдем. Вы перекроете путь и будете тянуть время до тех пор, покуда царь сюда целое войско не пришлет. Поэтому мы вынуждены принять твои условия.
— Это верное решение. Так вы хоть баб и детей спасете от лютой смерти. — Брыло огляделся и спросил: — Князь, ты про уговор наш не забыл?
— Я никогда ничего не забываю.
— Значит, замолвишь за меня словечко? Знаешь, как непросто мне было уговорить мужиков сдать оружие и вернуть золото.
— Чем же ты их взял?
— Каюсь, обманул. Сказал, что коли сами выйдем и все вернем, то казни избежим. Царь отправит нас на тяжелые работы во искупление грехов.
— И они тебе поверили?
— А куда им деваться? Сомневались многие, но выхода-то другого нет.
— Насчет тебя я слово замолвлю. Ты уцелеешь, а вот остальным разбойникам пощады не будет.
— Да что теперь. Они знали, что с ними будет, коли их возьмут.
— А когда обманывал подельников, совесть не мучила?
— Ты бы еще объяснил мне, что это такое.
— Понятно. Сдача в оговоренное время.
— Помню, на рассвете.
— Порядок будет таков. Сначала идешь ты, за тобой — носильщики коробов с сокровищами, далее — человек с иконой. Проверим, все ли они принесли, и продолжим. Мужики выходят со всем своим оружием, которое бросят на дорогу, по пять человек, каждый раз по моему приказу. Как закончим с ними, пусть идут бабы. Порядок определите сами. Где им с детьми встать, я укажу отдельно.