Ключевой момент - читать онлайн книгу. Автор: Лидия Лукьяненко cтр.№ 18

Чай был хорош, да и десерт не хуже, но вот мужчина за соседним столиком наводил на меня тоску. Он был уже изрядно пьян, глаза его стеклянно блестели. Он смотрел сквозь меня невидящим взглядом, уставившись в одну точку, и вертел в руке бокал с коньяком. Коньяк — это еще ничего. Все-таки когда мужчина сидит с бокалом коньяка, это совсем не то, если перед ним графинчик водки. Водку опрокидывают в один момент: раз, два, три — и клиент созрел. А коньяк греют в ладони, пьют долго и медленно. Интересно, сколько выпил этот, если глаза такие? Взгляд мужчины стал осознаннее, он, кажется, рассмотрел меня. Несколько мгновений мы внимательно смотрели друг на друга, и я первой отвела глаза.

— Думаете, я пьян? — спросил он.

— Ничего я не думаю, — по-детски ответила я, снова подняв на него глаза.

— Думаете, думаете, я вижу. Ну и пожалуйста, раз вам так хочется.

— Что значит «мне хочется»? Это вы пьете коньяк, а не я.

— Действительно, — согласился он. — А хотите выпить со мной?

— Не хочу, — сказала я, доскребая последнюю ложку десерта.

— А зря. Коньяк здесь приличный. — Он сделал глоток и кивнул официантке: — Еще один.

Я неодобрительно посмотрела на него и поискала глазами обслуживающую меня девушку, решив попросить счет.

Она появилась через минуту с бокалом в руке и направилась к моему соседу.

— Нет-нет, это даме. — Он указал на меня.

— Нет, спасибо. Счет, пожалуйста.

Девушка застыла в нерешительности, но под настойчивым взглядом посетителя поставила бокал на мой столик и отошла к бару.

— Давайте выпьем, — предложил мужчина и поднял бокал. — Просто так. Даже не за знакомство. На черта вам знакомство со мной! Просто поддержите человека в несчастье. Одному пить противно.

Его голос звучал так искренне, что я послушно подняла бокал и, ответно подняв его, выпила. Коньяк и правда был недурен.

— Ну, как? Ничего?

— Хороший.

— Спасибо.

— За что?

— За поддержку.

— Да ради бога. — Я посмотрела счет и достала кошелек. Положила на стол купюру и стала подниматься.

— А давайте еще по одной? — вдруг сказал он. — И можно я к вам пересяду? Уверяю вас, я совершенно безопасен.

Что-то было в его тоне такое, что я, чувствуя неловкость, не решилась ему отказать. И мелькнула мысль: «Может, поговорить с ним? Глядишь, будет сюжет для Ники…»

— Вас как зовут? — спросил он, глядя на бокал.

— Соня.

— София. Мудрая, значит. Пойдет. Женщины редко бывают мудрыми. А я — Богдан. Богом данный.

Я поморщилась. Снова мужской шовинизм. «Женщины редко бывают мудрыми».

— А вы — мудрый?

— Я? Нет. Я дурак. Причем круглый. — Он медленно выпил и поставил бокал на стол. Вопреки моему ожиданию, взгляд его прояснился. — Пейте, Соня. Коньяк хороший.

Я последовала его совету.

— Вы ничего такого не думайте. У меня просто пакостно на душе. Хочется поговорить с кем-то. А у вас такое располагающее лицо. Я в этом кафе впервые. Вот зашел из любопытства.

— Я тоже. Раньше здесь был старый гастроном.

— Вы чем занимаетесь?

— Стихи пишу.

— Да? И что, хорошие? Впрочем, глупый вопрос. Кто же скажет: я пишу плохие стихи.

— Ну, некоторые литературные герои сознавались, что сочиняли «чудовищные».

— На Булгакова намекаете. Иван Бездомный.

Я тихо удивилась. Надо же, знает…

— Поэты — люди проницательные. И не видят ничего зазорного в том, чтобы поговорить со случайным человеком. Я так понимаю, — улыбнулся он.

— Наверное. — Я пожала плечами.

— Тогда расскажите обо мне. Что привело меня в кафе?

— Наверное, ссора с женщиной. С женой.

Он напрягся.

— Так заметно?

— У вас маленькие дети, — продолжала я вести Никину линию. — А с женой отношения все хуже и хуже.

— У меня сын. И вы правы, еще маленький.

Я внимательнее всмотрелась в его лицо. Широкое, очень мужское, гладко выбритое, с остекленевшими грустными глазами. Он в ответ изучал мое.

— У вас странного цвета глаза, — сказал он вдруг. — Или здесь такое освещение?

— Что вы имеете в виду?

— Необычного, я бы сказал, оттенка. Цвета осенних листьев.

— О, да вы тоже поэт! По-моему, они желтые, как у кошки. Так, во всяком случае, утверждает моя подруга.

— Женщины, как я заметил, не скупятся говорить друг другу гадости, даже подруги. У вас золотые глаза.

— Вы мне льстите, — не поддавалась я, хотя первым побуждением было сказать «спасибо».

— Я не знаю, что мне делать, — пожаловался он. — Люблю сына, терплю жену. Я вообще человек семейный. Но последнее время понимаю: так больше нельзя.

— А в чем, собственно, проблема?

— Она дура. Понимаете, просто дура.

«Понимаю, — вздохнула я про себя. — Ничего нового. Если женщина, то непременно дура».

— И что ж такого дурацкого она делает?

— Она делает невозможной нашу совместную жизнь. Она пилит и пилит, придирается по пустякам, скандалы закатывает.

— А вы ведете себя безупречно!

— Не знаю. Как все.

— А что значит «как все»? Еще лет сто назад на Руси считалось хорошим тоном бить жену по любому поводу.

— Ну что вы! Я свою пальцем ни разу не тронул.

Я усмехнулась, решив смолчать, но моя пресловутая общительность и желание порассуждать повели меня в противоположную сторону.

— Может, вы мало уделяете ей внимания? — поинтересовалась я. — Не уважаете ее как личность?.. Что-то же вашу жену не устраивает? Смею вас заверить, нормальный человек не будет закатывать скандалы ни с того ни с сего.

— Так то нормальный…

— Не ищите клинику. Попытайтесь понять супругу. Возможно, все гораздо проще. Возможно, ей не хватает любви.

— Может быть… — Он вздохнул.

— Вы ей изменяете?

— Нет. — Мой собеседник медленно покачал головой. — Просто я ее не люблю.

— Но когда-то же любили?

— Знаете, думаю, что нет.

— А зачем тогда женились?

— Она оказалась беременной. А мне пора было заводить семью. Все мои друзья к тому времени женились. И совсем не по безумной любви. Просто выбрали себе подходящих жен. Я подумал, что вот и мой черед настал. И она меня вполне устраивала: молодая, симпатичная, с образованием, хозяйка хорошая… Пока сын был маленький, она все больше с ним возилась. Не до меня было. Отдали сына в сад. Болеть стал. Лет до шести все время был чем-то болен. Он у нас слабенький. Жена, конечно, постоянно при нем. То в больницу, то в санаторий. Я понимаю, устала, трудно. Но мальчишка в этом году в школу пойдет, у нее будет больше свободного времени. Работать я ее не заставляю. Сама рвется. Но последнее время как с цепи сорвалась: все орет и орет. Глаза безумные, как у ненормальной. Такое впечатление, что она меня ненавидит.