Сын лекаря. Переселение народов - читать онлайн книгу. Автор: Матвей Курилкин cтр.№ 19

– Отец говорил, сначала надо всегда вверх идти. Если развилка встретилась, то нужно выбирать тот проход, который вести… ведет вверх. А если там пройти нельзя, то возвращаться, идти в другую пещеру, но как только встретится развилка вверх, то снова идти вверх. Так надо идти пять дней, пока не встретим большой мост. Я не знаю, что такое большой мост, он не рассказывал. Говорил, по холодному мосту пройдем, и там останется недолго, тоже пять дней. Тогда уже надо все время вниз идти. Еще он говорил, горы, бывает, шептать начинают, разговаривать, тогда надо убегать. Особенно надо убегать, если светится сильно – он говорил, его отец, мой дед, однажды нашел светлую пещеру, переночевал там, а потом заболел сильно, и его дядя с ним был, и он тоже сильно заболел. И потом умер. Говорил, там было красиво очень, и горы забрали жизнь отца и деда за то, что они увидели их красоту. И если вода встретится, то нужно обязательно брать с собой, потому что когда уже мост пройдем, больше воды не будет. А еды мы с собой много взяли. Как отец рассчитал, только многие умерли. Вы много едите, но умерло больше, так что еды хватит.

– Ну спасибо за комплимент, – проворчал я себе под нос, а потом все же уточнил: – Я думал, есть какой-то точный маршрут. А то «выбирать всегда проход, который ведет вверх», звучит не очень уверенно.

– Отец говорил, горы живые, часто двигаются. Одни проходы закрываются, камнями их засыпает, зато другие открываются. Снаружи не видно, а внутри горы всегда шевелятся. Он одним путем шел к людям, а обратно уже по-другому все было. – Закончив объяснения, Говорна с любопытством посмотрела на меня и спросила: – А что такое комплимент?

– Комплимент – это такая похвала, – вздохнув, сказал я.

– А когда я тебя хвалила? – удивилась девушка.

– Я и не имел в виду, что ты хвалила, это был сарказм. – Я замолчал, сообразив, что сейчас меня обязательно спросят, что такое сарказм. Это объяснить будет гораздо сложнее, и не факт, что у меня получится…

– Не обращай внимания, Говорна, – вмешалась Иштрилл. – Эрик время от времени довольно странно шутит, причем понимает эти шутки только он сам. На самом деле ему обидно, что он объедает бедных гоблинов.

– Но ведь он большой, поэтому и ест много, – удивилась девочка. – Что же здесь плохого? И он сражается хорошо, и лечит. Вы, большие, все хорошо сражаетесь. Вон как вы ящеров всех поубивали! Если б вы тогда нам не встретились, мы бы еще там умерли. А папа еще боялся к вам тогда подходить, хотел, чтоб мы убежали или с вами дрались. Хорошо, мамки с тетками уговорили. Матери у нас хитрые.

– Ну, твой отец не знал ведь, что мы добрые, – попыталась защитить покойного Иштрилл.

– А вы добрые? – живо заинтересовалась Говорна.

– Добрые, – уверенно кивнула моя супруга.

– Ну и дураки. Добрыми быть вредно. Добрыми только для своих можно быть, а все чужие – враги, или просто – никто.

– Ну, если бы мы не были добрыми и на вас напали, то многие бы умерли. Даже если бы мы победили, то потом нам не удалось бы убежать от рептов.

– Вот потому и не напали, что взять с нас нечего, зато мы полезные. – Упрямо мотнула головой юная гоблинша. – Вы нам помогли, лечили. А мы вам показали, куда убежать можно. А сейчас мы уже стали одним племенем. Стали свои. Теперь можно быть добрыми.

Иштрилл была сильно озадачена такой логикой, хотя, на мой взгляд, Говорна рассуждала очень рационально. Эта черта, как выяснилось, вообще очень характерна для гоблинов и с успехом заменяет им мораль. И ничего, в анархию не скатываются без морали, и друг друга не убивают. Значит, такой взгляд на жизнь вполне имеет право на существование. Есть свои и есть чужие. У чужих можно что-то украсть или даже купить, если это выгоднее, а можно сделать чужих своими, если это необходимо. Тут главное, чтобы «своими» считались не только ближайшие родственники.

Пока я размышлял, Говорна поменяла тему разговора.

– А ты женщина вождя, да? Это ты ему не разрешила нашу женщину себе взять?

– Просто у нас принято, чтобы у одного мужчины была только одна женщина, – дипломатично выкрутилась Иштрилл.

– Жаль, – сокрушенно покачала головой Говорна. – Как-то у вас неправильно принято. Если муж хороший, надо, чтобы у него много женщин было. У него тогда и дети хорошие получатся… Но хорошо, что ты не разрешила ему наших женщин набрать. Тут мамки маху дали, когда ему наших невест предлагали. Больно он здоровенный, беда бы вышла…

Я закатил глаза, помотал головой и поспешно перебрался в конец процессии, подальше от сплетниц. Беседа у девушек приняла какой-то уж очень бредовый оттенок, и я почувствовал, что мое присутствие там излишне. Правда, мой маневр помог слабо – голос у гоблинши был звонкий, и понижать его она не собиралась, соответственно беседа не была секретом ни для кого из тех, кто говорил на эльфийском. Увидев мою покрасневшую физиономию, орки уже не могли сдерживаться и разразились жизнерадостным ржанием.

– Нравятся мне эти ребята, – сквозь смех выдавил Муганген. – Даже жаль, что мы с ними раньше не общались – такие шутники…

* * *

Удивительно, но в следующие несколько дней больших неприятностей с нашим отрядом не случалось. Подземный мир пограничных гор оказался на удивление беден. В голове у меня всплывали воспоминания о прочитанных в прошлой жизни историях, я подсознательно ожидал встреч с какими-нибудь страшными созданиями, вроде каменных червей или какого-нибудь и вовсе невообразимого подземного ужаса. Должен сказать, обстановка располагала к тому, чтобы опасаться воплощения выдуманных страхов. Знание о том, сколько тысяч тонн камня сейчас находится над нашими головами, вызывало приступы клаустрофобии. Абсолютная, всепоглощающая тишина, которая особенно сильно угнетала на стоянках, казалась угрожающей. Воображение населяло темноту вокруг нас причудливыми созданиями – совсем так, как это было в детстве, когда я оставался один в темной комнате. Самое смешное, что я был не единственным, кто испытывал столь неприятные ощущения – даже суровые орки старались не издавать громких звуков, будто боясь потревожить чьи-то недобрые сны. Первые пару дней я не обращал внимания на то, как меняется настроение отряда, но постепенно я начал всерьез опасаться, что никаких чудовищ нам и не понадобится – мы просто рехнемся от страха неизвестности. В очередной раз проснувшись от криков кого-то из попутчиков, которому приснился кошмар, я понял, что со страхом нужно как-то бороться. Целый день я пытался придумать какой-нибудь способ, который может помочь решить эту проблему, но ничего умнее, чем «клин клином вышибают», на ум так и не пришло.

Может, я так и не решился бы воплотить свои бредовые идеи в жизнь, но на следующую ночевку мы остановились в слишком удачном месте, и я не сдержался. Это была огромная пещера, в центре которой нашлось почти пересохшее русло подземной реки. Река эта явно имела связь с поверхностью – откуда-то из неведомых мест вода принесла несколько веток, из которых мы впервые за то время, что провели под землей, разожгли костер. Совсем крохотный, его бы не хватило даже для того, чтобы приготовить пищу, и уж тем более он не мог дать ни тепла, ни достаточно света, чтобы осветить все пространство подземного зала, но представители всех рас жались к нему, как озябшие мышата к теплой печке. Удержаться было невозможно, и я начал рассказывать самые нелепые детские страшилки. Для затравки я рассказал историю про черную руку – к середине рассказа я заметил, что примостившаяся рядом Говорна переводит мои слова тем из гоблинов, кто еще не успел выучить эльфийский. Эффект был ошеломительный. В тот момент, когда черная рука вылезла из стены, послышался слитный вздох, а потом почти у меня над ухом раздался вопль такого первобытного и всепоглощающего ужаса, что я сам чуть не оконфузился. А следом – заливистый смех юной гоблинши.