Одна история - читать онлайн книгу. Автор: Джулиан Барнс cтр.№ 15

– Его можно понять.

Интересно, что за этим последует. Неужели какой-нибудь любовный треугольник между поколениями?

– Через пару лет у Джека обнаружили онкологию. Я привыкла считать, что в трудную минуту смогу обратиться к нему за помощью, а теперь его от нас забирали. Я ходила его навещать, сидела у больничной койки, но так переживала, что Джек всякий раз сам начинал меня утешать. Как-то раз я спросила, что он думает об этом положении дел, и он ответил: «Конечно, я бы предпочел, чтобы все сложилось иначе, но мне грех жаловаться». Он радовался моим посещениям – возможно, по причине моей молодости и неискушенности. Я была с ним до самого конца. В тот день – в последний день – его лечащий врач и добрый друг, войдя в палату, тихо произнес: «Пора дать тебе покой, Джек». – «Ты прав», – был ответ. Понимаешь, Джека давно мучили страшные боли. Он повернулся ко мне и сказал: «Жаль, дорогая, что наше с тобой знакомство оказалось таким кратким. Рядом с тобой мне было чудо как хорошо. Гордон, ясное дело, несносен, как ядовитый плющ, но я могу умереть спокойно, потому что вверяю его в твои надежные, заботливые руки». Я поцеловала его и вышла из палаты.

– Не хочешь ли ты сказать, что врач его убил?

– Он ввел ему большую дозу морфия и погрузил в сон.

– После чего Джек уже не проснулся?

– Да, это так. В прежние времена медики порой прибегали к таким методам, особенно в своей среде. Или в отношении старых знакомых, при условии полного доверия. Облегчение страданий – благородная миссия. В случае такого тяжелейшего заболевания.

– Ну, не знаю. Я бы вряд ли согласился, чтобы меня умертвили.

– Не зарекайся, Пол. Но речь о другом.

– Прости.

– Ключевые слова этой истории – «надежные, заботливые руки».

Я ненадолго впадаю в задумчивость.

– Да, понимаю. – Но сам далеко не уверен, что все понял.

* * *

– А куда вы обычно ездите отдыхать?

– Пол, такие вопросы задают дамские парикмахеры.

В ответ я склоняюсь над ней и заправляю пряди волос ей за уши, нежно поглаживая завитки ушных раковин.

– Господи, – продолжает она. – Отчего у людей такие стандартные представления? Нет, к тебе это не относится, Кейси-Пол. Я о другом: отчего все стремятся вести себя одинаково? Да, пока девочки не подросли, мы пару раз ездили отдыхать. Я так тебе скажу: лучше бы мне было под бомбежку попасть. На курорте СБ показал себя не с лучшей стороны. Какой уж тут отдых?

Я начинаю думать, что должен проявить интерес. Вероятно, на курорте произошла какая-то катастрофа.

– И что ты отвечаешь, когда парикмахер задает такие вопросы?

– Я отвечаю: «Да все туда же». И парикмахер начинает думать, что уже спрашивал, но забыл, так что на этом расспросы обычно прекращаются.

– Давай мы с тобой куда-нибудь съездим.

– Сперва тебе придется меня просветить: для чего это нужно?

– Это нужно для того, – твердо отвечаю я, – чтобы оказаться наедине с любимым человеком за сотни миль от этой проклятой Деревни, где нас угораздило жить. Чтобы постоянно быть рядом. Вместе ложиться спать и вместе просыпаться.

– Ну, если так, Кейси…

Как видите, были вещи, которые я понимал, а она – нет.

* * *

Сидим мы как-то перед концертом в буфете Ройял-Фестивал-Холла. Еще на первых порах нашего знакомства Сьюзен заметила, что при понижении уровня сахара в крови я становлюсь, по ее выражению, «каким-то занудиусом», и сейчас, дабы этого избежать, решила меня накормить. Заказала мне, кажется, нечто с жареным картофелем, а сама довольствовалась чаем с парой галет. Я люблю наши вылазки в Лондон – они позволяют нам вырваться из Деревни, чтобы побыть вдвоем, отгородиться от моих родителей, от ее мужа и всего прочего, окунуться в шум и толчею большого города и предвкушать тишину концертного зала, сквозь которую вот-вот поплывет музыка.

Я как раз собираюсь заговорить об этом вслух, когда к нам за столик подсаживается какая-то женщина, даже не соизволив хотя бы для виду спросить разрешения. Она немолода, пришла одна и больше ничем не примечательна, хотя в воспоминаниях предстает копией моей матери или, во всяком случае, ханжой, которая, безусловно, осудит наши отношения. И через пару минут я, вполне отдавая себе отчет в собственных действиях, устремляю взгляд на Сьюзен и в полный голос, членораздельно произношу:

– Выходи за меня замуж.

Сьюзен краснеет, накрывает уши ладонями и закусывает губу. Незнакомка резко опускает чашку, с грохотом отодвигает стул и топает к другому столику.

– Ох, Кейси-Пол, – говорит Сьюзен, – до чего же ты вредный.

* * *

Я ужинал у Маклаудов. В тот день из университета приехала Клара. Маклауд сидел во главе стола с баллоном какого-то пойла и кружкой зеленого лука, и то и другое размером с цветочную вазу.

– Ты, вероятно, заметила, – обращается он к дочери, – что этот молодой человек вошел в круг наших домочадцев. Значит, так тому и быть.

Непонятно, чего больше было в его тоне – педантичного радушия или умело замаскированного презрения. Покосившись на Клару, я не нашел у нее подсказки.

– Впрочем, тут еще вилами на воде писано, – продолжал Маклауд, явно опровергая свою предыдущую реплику, а потом набил полный рот зеленого лука и вскоре осторожно рыгнул. – Этот молодой человек любезно, хотя и запоздало поинтересовался вопросом музыкального образования твоей матери. Точнее, я бы сказал, вопросом отсутствия оного. – Затем он повернулся ко мне. – Клара получила свое имя в честь Клары Шуман, ^[5] что, вероятно, было чересчур амбициозно с нашей стороны. Увы, она не проявляет особых способностей к игре на фортепиано, правда?

Я не понял, кому адресован вопрос: матери или дочке. Что до меня, имя Клары Шуман мне ничего не говорило, отчего мои позиции еще больше пошатнулись.

– Надумай твоя матушка заняться музыкой раньше, она, быть может, передала бы тебе свой – ныне поздноцветущий – энтузиазм.

Мне еще не приходилось бывать в доме, где мужское присутствие было бы столь подавляющим и в то же время столь двусмысленным. Не исключено, что такое бывает в семьях, где есть только один мужчина, который, не встречая отпора, может распоясаться. Но Гордон Маклауд, вероятно, был таким от природы.

В любом случае моя неспособность уловить его тон стала в тот вечер лишь побочной проблемой. А основная заключалась в том, что в свои девятнадцать лет я еще не знал, как вести застольную беседу с мужем моей возлюбленной.

Между тем и ужин, и разговор шли своим чередом. Сьюзен сидела с полуотсутствующим видом; Клара помалкивала. Я задал несколько вежливых вопросов и ответил на целый ряд куда более прямых. По моему признанию заправилам теннисного клуба, политикой я совершенно не интересовался, однако за новостями следил. Описываемые события произошли через несколько лет после расстрела в Шарпевиле, который, по-моему, я вскользь упомянул с ноткой ханжества. Да, я считал, что стрелять в людей недопустимо.