Сейчас он уже жалел о глупой выходке с гранатами. Минутное развлечение отрезало ему путь к воде. Кто знает, сколько ментов нагнали в этот район, и не ждут ли они от него как раз этого шага. Пустили пару катеров курсировать вдоль берега и поджидают, надеясь, что он объявится. Засечь катер на воде куда проще, чем человека в тайге. Нет, к воде ему никак нельзя. Заластают, он и глазом моргнуть не успеет. Остается идти пешком и надеяться на то, что не придется переплывать реку вплавь. С какой скоростью человек может двигаться по тайге? Максимально километров пять в час. Но это в том случае, если он бодр и полон сил. А что будет, когда он устанет, когда ему потребуется сон? «Вот тогда и будешь об этом думать, — оборвал он сам себя. — А сейчас вставай и топай вперед. Фора у тебя небольшая, если она вообще есть. Так что воспользуйся ею, вместо того чтобы сидеть и жалеть о том, чего не вернешь».
Он поднялся, достал из сумки бутылку воды, отхлебнул глоток и завинтил крышку обратно. Тратить воду без меры было неразумно в его положении. Сверившись с компасом, он выбрал направление и пошел вперед. В конце третьего часа пути он решил, что забрел в места, где никогда не ступала нога человека, настолько диким выглядел пейзаж. Земля под ногами начала мокнуть, указывая на то, что он вошел в заболоченную местность. Пришлось снова сделать остановку, чтобы решить, двигаться ли дальше в том же направлении в надежде, что настоящее болото останется где-то сбоку, или же сменить курс и обойти затопляемую местность. Больше получаса он простоял в зарослях кустарника по колено в воде, но так и не смог принять решение. На него вновь нашло оцепенение. Единственным желанием было лечь на землю, закрыть глаза и ни о чем не думать. Если бы не рой комаров и мошек, облепивший незащищенную кожу лица, он бы, наверное, так и поступил. Нашел участок посуше, лег бы и лежал до тех пор, пока не отпустит. Но назойливое жужжание и зуд в местах укусов привели его в чувство. Стряхнув ладонью комаров, он повернул на северо-запад и начал выбираться из зарослей. Направление было выбрано неосознанно, но именно это обстоятельство в конечном итоге спасло ему жизнь, хотя сам он об этом так и не узнал. Пойди он в любом другом направлении, и топкое болото, простирающееся на несколько километров, стало бы его последним приютом.
Какое-то время под ногами продолжало хлюпать. Потом он заметил, что почва постепенно твердеет, количество мошкары уменьшается, а воздух становится менее вязким и липким. Это придало ему сил. Он увеличил скорость и прошагал довольно резво часа четыре. Когда совсем стемнело, уселся прямо на землю, выудил из сумки банку тушенки и, вскрыв охотничьим ножом, проглотил ее содержимое целиком. Запив половиной бутылки воды, растянулся на земле и мгновенно уснул. Вначале сон был глубоким, без сновидений, но постепенно усталость отступала, и мозг начал услужливо подсовывать подсознанию «живые картинки». Прошлое вперемежку с будущим. Сагиров стонал во сне, метался из стороны в сторону, но пробудиться от тревожного сна никак не мог.
Ему снился мужик со шрамом. Удар, нанесенный монтировкой, брызги крови из разорванной вены. Он видел его глаза, в них читалось осознание случившегося. Что он умирает, мужик со шрамом понял гораздо быстрее него. Снилось, как он хватает полусгнившую тушку, так кстати попавшуюся по дороге, как обмазывает одежду мужика со шрамом скользкими вонючими внутренностями. Странно, но он так и не узнал, как его зовут, мужика со шрамом.
Снились ему и старики. Всю дорогу они бранились меж собой, подогревая в нем ненависть, но как только реальная опасность посмотрела им в глаза, так они стали прямо как ангелочки с рождественской открытки. За ручки держались, в любви друг другу клялись. В любви до гробовой доски. Смешно! Убивать их было приятно. Особенно его. Она умерла первой, он все видел и буквально жаждал смерти. Он хотел разделить ее участь. Если было бы можно, он, пожалуй, оставил бы его жить. Так даже интереснее. Но это было бы рискованно. Старик мог сдать его властям. Да что там мог, наверняка бы это сделал…
Сон перенес его из прошлого в настоящее. Перед мысленным взором возникло лицо того мента, что тыкал пальцем в карту и торопил напарников, желая поскорее добраться до какого-то домика. Он видел, как группа мужчин подходит к дому, где он оставил девку, как они выскакивают оттуда с перекошенными от ярости лицами и несутся в тайгу. А в тайге он. Стоит на поляне, связанный по рукам и ногам. Нет, ноги не связаны, они закованы двумя здоровенными капканами. Теми, что он защелкнул на щиколотках девки, прежде чем уйти. По ногам течет кровь. Много крови. Голые ступни утопают в ней, и это не кажется приятным. Собственная кровь ему не нравится. Он пытается вырваться, пытается сбросить веревки, а из-за деревьев доносятся крики людей. Они бегут к нему, они собираются убить его, растерзать, как бешеного пса. Первый уже показался между деревьев. Но это не мент, это она, девка. Она останавливается напротив и улыбается. Он опускает глаза вниз и видит, что уже не стоит посреди поляны. Теперь он сидит, привязанный к дереву. Тугие веревки врезаются в грудь, лопатки царапает шершавая кора. Он полностью раздет. Это сделала она. Он не помнит, как это случилось, но точно знает: это сделала она. Он открывает рот, чтобы попытаться объяснить ей, попытаться убедить, что он ни в чем не виноват. Всему виной кто-то другой, кто-то, но не он. И тут из леса выходит толпа. Они приближаются без единого звука, лица суровы и сосредоточены. И тогда он начинает кричать. Громко, отчаянно, до боли в легких.
«Тебе не уйти от ответственности, — откуда-то сверху раздается голос. — Ты должен заплатить. Заплатить за все!» — «Нет, нет! Я не виноват! Пустите меня! Больно! Как же мне больно!» Крик вырывается из груди, причиняя физическую боль. Огромная рука опускается на его плечо, сжимая ставшую дряблой плоть. В отчаянной попытке избавиться от этой руки, он дергается в сторону. Кожа остается в руках незнакомца, он не видит его лица. В нем поднимается ужас, древний, как сама жизнь. А тот, чье лицо скрыто тенью, меняет тактику и начинает говорить с ним ласковым голосом, пытаясь усыпить его бдительность, пытаясь овладеть его сознанием.
— Тихо, брат, тихо. Все хорошо, мы друзья, — шепчет он. — Открой глаза, взгляни на нас.
Почему он велит открыть глаза? Разве они не открыты? Или они что-то сделали с его глазами и теперь глумятся над ним?
— Открой глаза, брат, — продолжает шептать ласковый голос.
Он подчиняется. Делает над собой усилие и открывает один глаз. Видит кроны деревьев, они вовсе не ужасны. Переводит взгляд на того, кто склонился над ним. Это не лицо монстра, это лицо обычного человека. До него наконец доходит, что все, что он видел, всего лишь сон. Он уснул на поляне, и ему приснился кошмар. Реальный до одурения, но все же всего лишь кошмар. Он нащупывает рукой ружье, запоздало вспоминая, что не успел зарядить его перед тем, как уснул. Склонившийся над ним человек замечает движение, мягко опускает руку на дуло его ружья и говорит:
— Это ни к чему. Мы друзья, поверь.
Окончательно сбросив сон, Сагиров принимает вертикальное положение. Голова раскалывается, он стонет от боли.
— Сильно болит? — спрашивает человек. — Ничего, мы тебя полечим, верно, Антоха?