Публики пока было немного, человек тридцать, и Гарсель отошел к большой стеклянной стене, откуда можно было смотреть на вечерний город и слушать живой джаз, который уже играл в соседнем помещении, называемом обычно музыкальным салоном.
Заметив, что к нему кто-то приближается, Гарсель вздохнул и сделал глоток шампанского. Вино было достойным четвертого этажа, и он надеялся почувствовать себя раскованнее.
— Гарсель? Это ты? — спросил его подошедший высокий седоватый человек с вытянутым лицом и крючковатым носом.
— Привет, Гераклион. А ты тут каким образом?
— Вообще-то я главный редактор «Полит-профит»…
— О, поздравляю, я не знал. И давно?
— Уже три месяца.
— Значит, ты теперь шишка и тебя приглашают в такие бриллиантовые отстойники? — спросил Гарсель и одним глотком допил шампанское.
— Да, я добился определенного успеха. А вот ты что здесь делаешь? Неужели снова полез в репортерскую работу?
В голосе Гераклиона прозвучало беспокойство, он не хотел делиться салонной славой газетной звезды.
— Нет, с этим покончено. Я здесь по работе, что-то вроде обслуживающего персонала.
— В смокинге?
— Здесь все в смокингах, даже уборщики.
— И все же, чем ты занимаешься?
— Ты задаешь вопрос как частное лицо или как редактор?
— Как частное лицо. Но как редактор я могу поделиться с тобой… — Гераклион оглянулся на зал. — Могу поделиться с тобой кое-какой конфиденциальной информацией. Но вообще-то это бомба… Наши наборщики уже готовят резервную полосу.
— Я торговец, приятель, и никак не связан ни с прессой, ни вообще с новостями.
— А чем торгуешь? Судя по тому, что ты здесь, какими-нибудь шикарными авто? Или дворцами на островах?
— Нет. Просто бытовыми приборами, — скучным голосом пояснил Гарсель и, поймав взгляд официанта, показал ему пустой фужер. Тот сейчас же подошел с подносом.
— Чайниками, что ли? — переспросил Гераклион, когда официант ушел.
— Нет, биостарами.
— Биостарами? Это что такое?
— Слуга-робот. Среди важной публики это сейчас самая популярная игрушка.
— И… дорого это?
— Порядка двухсот тысяч.
— Ого! — Гераклион покачал головой и отпил из своего бокала. — Могу себе представить, какие у тебя комиссионные.
— Завидуешь.
— Завидую, — легко согласился Гераклион. — Ну а теперь моя информационная бомба. Ты Камерона знаешь?
— Что-то слышал…
— Так вот, двадцать минут назад его машину раздолбали ракетой на парковом мосту.
— И что с ним стало?
— Пока неизвестно. Мы оставили местечко для допечатки, чтобы закрыть колонку связанной информацией.
— Молодцы, оперативно действуете.
— Да. Только за эту оперативность неподкупная полиция берет немалые деньги.
— А чем они хуже неподкупной прессы?
Так они пикировались еще около четверти часа, пока с группой гостей человек в двадцать не появился хозяин приема — Густав Стоккер. Общество тут же оживилось, задвигалось, зажужжало, и Гераклион сразу убежал, надеясь попасться на глаза всемогущему хозяину. Гарсель же только улыбался, глядя на все это, однако после третьего бокала уже не так строго судил этих людей.
33
Он продолжал стоять у стеклянной стены, зная, что в случае необходимости люди Стоккера быстро его отыщут. Однако раньше хозяина приема его отыскала какая-то дама, лучшие годы которой были уже позади, но тяга к приключениям еще осталась.
Бриллиантов на ней было столько, что на них можно было купить приличный остров. Дама стала намекать Гарселю, что не прочь уединиться с ним в музыкальном салоне.
Послать ее подальше он не мог, поэтому мастерски перевел разговор на политические темы и вскоре, после короткого, но бурного обсуждения, они сошлись во мнении, что теперешнее правительство сплошь мерзавцы, но следующее будет едва ли лучше.
Потом за дамой пришел официант, сказав, что ее ищет мистер Шейн, и она ушла, сказав на прощание Гарселю, что он душка.
Поняв, что выбрал не самую лучшую позицию — видимую со всех сторон, Гарсель стал думать, куда спрятаться, но при этом быть заметным Стоккеру.
Пьяных становилось все больше, и скоро к нему, как мотыльки на свет, полетят все желающие излить душу, нетрезвая дама была только первой ласточкой.
«О, нет!» — подумал он, заметив, что вдоль стены к нему скользнула еще чья-то тень. Наверное, еще один любитель откровений, впрочем, Гарсель уже решил, что извинится и пойдет в туалет, а оттуда в музыкальный салон, где уже играли вариации на тему пьес Арона Танберга.
— А вы пользуетесь популярностью, мистер Гарсель, — произнес совсем рядом чей-то хрипловатый голос.
Поль повернулся и увидел незнакомца лет пятидесяти, худощавого, с прилизанными, разделенными на пробор волосами.
«Старомодная прическа», — подумал Гарсель, а вслух произнес:
— А мы, простите, знакомы?
— Лично — нет. Но в делах пересекались.
Незнакомец улыбнулся, и Гарселю на мгновение показалось, что это муж той блондинки, с которой он однажды познакомился, а наутро в мотель нагрянул этот парень и стал вышибать дверь.
У него был револьвер, и неизвестно, чем бы все закончилось, не вмешайся вовремя полиция.
Но нет, этот был холеным, самоуверенным, а в его хитроватом прищуре пряталась не просто сила, а могущество.
— Постойте, неужели вы… Джон Камерон? — произнес Гарсель каким-то не своим голосом и пожалел, что почти протрезвел.
Иногда быть пьяным правильнее, а сейчас он снова ощутил почти забытый страх.
— Ну наконец-то, а то даже обидно. Одни моим именем детей пугают, а другие вовсе не узнают.
— Но я слышал…
— Нет, меня в той машине не было, — покачал головой Камерон и пригубил свое шампанское. У него было розовое. — А вы как, обрадовались этой новости?
— Нет.
— Но не загрустили же, Гарсель? — начал выспрашивать Камерон, заглядывая Полю в глаза. Тот почувствовал странное смятение, будто это змея приближается к нему, выбирая место, чтобы ужалить.
— Мы с вами давно не пересекались, поэтому мне было как-то все равно. Да, я бы не стал плакать, если бы узнал, что вы были в этой машине, но радоваться… — Гарсель пожал плечами. — Может быть, потом, вернувшись к воспоминаниям и жалея себя молодого, неприкаянного. Подумал бы, вот был такой-сякой мистер Камерон, а теперь его нет.
— А что, вполне правдоподобное объяснение, мистер Гарсель, — похвалил Камерон. Гарсель повернулся в сторону проходившего неподалеку официанта и показал ему пустой бокал, но тот робко застыл на месте. Лишь получив от кого-то разрешающий знак, он подошел к Гарселю, и тот сменил бокал.