Возвращение Томаса - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Никитин cтр.№ 105

Они подошли к двери, Олег остановился, всем видом показывая, что войти не приглашает, осточертели дискуссии, и хотя он не человек действия вроде рыцаря, но и ему уже лучше выйти в поле драться с нечистью, чем выслушивать благоглупости.

Томас дергался, не зная, как поступить, поглядывал то на прелата умоляюще, выпрашивая прощение, то на Олега — уже со злостью, как он смеет так разговаривать со святым человеком, которого даже Адова Расщелина не может сломить!

Послышались грузные шаги, показался отец Крыжень, все такой же массивный, хоть и снял кожаные доспехи, белоснежные волосы и борода красиво ниспадают едва заметными волнами.

Он с ходу ощутил заминку в диспуте, с испугом посмотрел на грозного язычника, на прелата, тот кивнул, и отец Крыжень обратился к язычнику мягким убеждающим голосом:

— Твой поиск окончен, брат наш... хоть ты и не принял все еще Христа. Неисповедимы пути Господа, нам никогда не понять, почему он именно тебя избрал, чтобы сокрушить Рим и заставить нечестивых латинян принять слово Божье, но... это было сделано. Твой поиск окончен. Слово Господа победно ширится по всем землям. Прими же то, что взращено и твоими усилиями!

Оба смотрели с ожиданием, настоятель даже дыхание затаил. Олег зевнул во всю пасть со сладким волчьим завываньем, почесал в затылке.

— У меня глаза слипаются, братья монахи. Но все равно не думаю, что мой поиск окончен. Не думаю.

Настоятель ахнул в ужасе.

— Как ты можешь? Нет и не может быть ничего выше слова Христова!

— Не уверен, — ответил Олег хмуро. — Я только что с Востока. Там тоже почистили Ветхий Завет и создали свой вариант, названный Кораном. Что-то в нем лучше, чем в учении Христа, что-то хуже. Правду говоря, лучшего там больше, чем в христианстве. Увы, там пара серьезных ошибок, которые в христианстве есть тоже... но вы их молчаливо обходите, как вон при Томасе нельзя даже упомянуть про Обрезание Христа...

Настоятель и прелат дружно поморщились. Олег невесело усмехнулся.

— Вот-вот. А ислам не настолько гибок. Там если белое — то белое, а черное — черное. Дураки, не умеют гнуться.

На лице настоятеля было предельное возмущение, он порывался возразить, но прелат придержал его и спросил с интересом:

— А какие это ошибки, которые есть и в христианстве, но мы их... обходим?

— Запрет на рисование.

Он видел по их ошарашенным лицам, что так ничего и не поняли. Прелат первым пошевелился, спросил с недоумением:

— Мудрый, ты ничего не перепутал?

Настоятель сказал раздраженно:

— При чем здесь рисование?

Мы говорим о различии в вере!

— Запрет на рисование, — пояснил Олег, — затормозил всякий прогресс. В христианстве этот запрет, кстати, тоже есть, но его как-то быстро перестали замечать, не так ли? Увы, в исламских странах сие блюдется строго. Тем самым наиболее жестокий удар нанесен по детям, которым нельзя рисовать то, что рисуют дети во всем христианском мире: людей, коней, зверушек, птичек... Образное мышление не развивается, а это основа мышления.

Настоятель скривился, прелат же, напротив, оживился, потер ладони.

— На эту тему я бы охотно поговорил с вами, поспорил. Хотя в чем-то согласен: уровень абстрактного мышления опускается все ниже. Я сам заметил, с принятием ислама Восток перестал развиваться. Увы, алгебру при исламе уже не придумать! Даже ту забудут, что придумали до них. Однако же я категорически не согласен, что...

Олег снова зевнул, прервал:

— При всем уважении... день был тяжелым, а ночи короткие. Спокойной ночи, уважаемые!

Он толкнул дверь и вошел в келью, а Томас, оставшись с духовными лицами, проблеял жалко:

— Он не всегда такой грубый... Он временами бывает почти как человек... Вы уж простите...

Настоятель гневно молчал, прелат отмахнулся.

— Мы сами виноваты, увлеклись. Пусть сон твой будет целебным, сын мой!

Настоятель тоже перекрестил его, Томас приложился к их рукам по очереди, счастливый, что пообщался с духовниками такого высокого ранга.

Олег спал, как убитый, Томас трижды вскакивал: то далекие голоса из-под земли поют что-то замогильное, то бамкнет колокол, то привиделось вовсе жуткое: конь потерял все подковы и горько упрекал его, доблестного рыцаря, что совсем о нем не заботится!

Крепко заснул под утро, как раз когда пора вставать, проснулся от яркого луча солнца, что скользнул в окошко и пытался прожечь ему набрякшие за ночь веки.

Пристыженный, вскочил, в келье пусто. Выглянул в окно, на зеленой травке Олег осматривает копыта коней, подтягивает подпруги. К нему бочком приближается прелат, явно с желанием начать душеспасительную беседу, Олег морщится и отворачивается.

Наскоро одевшись, Томас выскочил из кельи, навстречу важно передвигается отец Крыжень, кивнул рыцарю, тот поспешно приложился к руке настоятеля, тот благословил его, спросил пытливо, как почивалось. Томас ответил честно, что спал, как бревно, и не понял, почему настоятель многозначительно кивнул и улыбнулся.

Настоятель показался Томасу слишком бледным и чересчур изнуренным ночными молитвами и бдением у алтаря.

Томас вышел наружу, поморщился от яркого солнечного света. От стен монастыря во все стороны густая зеленая трава, кое-где густые кустарники, и только на расстоянии полумили зелень резко исчезает, там густая чернота зловонного болота, и даже воздух там темный...

Зябко передернув плечами, он поспешил к Олегу. Прелат уже подобрался к язычнику и напористо увещевает отринуть старую веру, принять свет Христа.

— Старую одежду можно выбросить, — возразил Олег. — Но можно ли так с верой предков?

Воодушевленный, что не погнали сразу, прелат прервал с жарким упреком:

— Разрушитель!.. Послушай, что ты говоришь? Если верно то, что о тебе передается в тайных обществах, ты всегда подыскивал точные слова, твоя болезненная точность вошла в поговорку, а тут говоришь общими словами! Более того, неверными. Ну где, скажи мне, где и когда была вера в богов до прихода в мир христианства? Всем бесчисленным языческим богам, будь то тридцать миллионов богов Индии, триста богов Египта, две сотни — Урарту, около миллиона у океанских дикарей, у славян, германцев и прочих-прочих народов... всем им нужны были только жертвы, а не вера. В вере они не нуждались, ибо зримы и вещественны. Они на глазах людей приходили в племя, совокуплялись с земными женщинами и домашними животными, пили и ели, дрались, хмелели, говорили непристойности... Не так разве? Вера, сам понимаешь, нужна только для того бога, присутствия которого даже не ощущаешь.