Наконец прелат увидел бегущего к нему Бекета и направил лошадь в его сторону.
– Ваша дочь находится в этой большой колеснице! – повторил Бекет. – Пленников содержат в ее кормовой части!
– Но как мы попадем туда, мэйджор? – спросил Гудроф, спускаясь на землю.
– Нам придется брать его штурмом через тот пролом… – Бекет кивнул в сторону вышибленных залпом ворот.
– А как быть с теми, которые отправились к селению? – спросил Илкнер, осаживая разгоряченного жеребца.
– Они вернутся не скоро, господин прелат. К тому времени мы захватим здесь все, и им останется только сдаться.
Илкнер кивнул. Слову этого человека он верил.
– Я сам пойду выручать свое дитя! – объявил Гудроф, но Бекет с ним не согласился.
– Не стоит этого делать, господин прелат, на корабле узкие проходы, и у вас не будет возможности проявить себя. Позвольте, я сам займусь этим, а ваши гвардейцы мне в этом помогут.
– И мои гвардейцы тоже! Я настаиваю! – заявил Илкнер.
– Разумеется, господин прелат, – согласился Бекет. – Извольте отобрать десяток самых лучших.
Илкнер развернул жеребца и погнал его к группе кавалеристов в синих мундирах, торопясь отобрать лучших.
– В незнакомой обстановке вы можете пропасть ни за грош, господин прелат, – продолжал Бекет, видя, что Гудроф еще не отказался от замысла участвовать в штурме лично.
– Ну что же, я доверяю тебе, мэйджор, – произнес прелат, глядя на горящие по всему лагерю железные чудовища. – Твой план был дерзок, но то, что я вижу… Одним словом, я возлагаю на тебя штурм этой колесницы.
Появился Тревис.
– Рад видеть вас в полном здравии, ваша светлость! А что это за кровь на вашем лице?
– Пустяки, Тревис, царапина! Я здесь, и это главное.
– Но, ваша светлость, что делали эти бездельники, если…
– Их нет больше, Тревис, но они до конца выполняли свой долг, поверь мне. Твои люди были на высоте до последнего момента… А теперь, прошу тебя, составь мэйджору компанию, вы должны вызволить мою дочь.
76
Бой с командой и пехотинцами «Пифии» был скоротечен. Даже отделение Чикера не смогло ничего противопоставить гвардейцам Гудрофа и Илкнера, имевшим огромный опыт рукопашных схваток в тесных коридорах замков. Пиратов не спасали даже скафандры, поскольку теперь у атакующих имелись автоматы, дырявившие броню с первого выстрела.
Тревиса было не удержать, он шел в первых рядах, в то время как Бекет благоразумно держался позади атакующей группы, деловито осматривая пропущенные ими помещения и выволакивая оттуда затаившихся членов команды.
– Механик? – спрашивал он очередного пленника, замечая нашивки.
– Так точно, сэр! Специалист второго класса Бьорн Ериксон!
– Держись позади меня, Бьорн. Механики мне еще пригодятся.
Примерно посередине главной галереи корабля сопротивление было сломлено окончательно, и Бекет приказал гвардейцам никого без нужды не резать, поскольку среди пленных могло оказаться много ценных «ремесленных людей».
Слова «специалист» в ансольтском языке отсутствовало.
На захват капитана корабля Бекет отправил группу во главе с многоопытным Тревисом, а сам при поддержке двух десятков бойцов и с «хвостом» из четырех механиков и одного электрика двинулся в кормовой отсек, чтобы освободить находившихся там пленниц.
Охрана сопротивления не оказала, демонстративно бросая оружие и поднимая руки, а вот гвардейцы при виде красавиц разгорячились не на шутку и стали спрашивать Бекета, имеют ли право на добычу. Но тот пояснил, что девицы местные, а стало быть, добычей не являются, чем немало разочаровал победителей.
– Где юная девица из благородных? – спросил Бекет у бритого наголо охранника.
– В отдельной каюте, господин майор! – ответил тот, заметив золотой ромб на фуражке Бекета.
– Веди меня к ней.
Следом за бритым Бекет поднялся по винтовой лестнице и оказался перед узкой дверцей в каюту с особо ценной пленницей.
– Открывай, – приказал Бекет, и охранник приложил к замку магнитный ключ. Щелкнула подача, и Бекет вошел в каюту.
Амалия сидела за небольшим столиком и, используя порванную на клочки разноцветную бумагу, выкладывала на нем какое-то изображение.
У нее выходили горы, водопад и что-то еще, но более всего Бекета привлекло лицо самой девушки. Странно, что раньше он не обращал на нее внимания.
«Хороша, очень хороша… Неспроста ее держали в отдельной каюте».
– Ваша светлость, вы свободны. Следуйте за мной, я выведу вас к вашему батюшке.
Амалия поднялась со стула и посмотрела на Бекета широко раскрытыми от удивления глазами. Она хотела ему что-то сказать, но успела прошептать только слово «ирвас» и тут же свалилась в обморок.
Бекет едва успел подхватить Амалию, иначе бы она расшиблась. Придерживая ее одной рукой, он проверил у девушки пульс, а потом вынес на руках в коридор, наводненный все прибывающими гвардейцами.
– Что с интрессой, ваше благородие? – заволновались они.
– Она в порядке, но нужно поскорее доставить ее на свежий воздух, – пояснил Бекет, думая об удивительном совпадении – пять лет назад слово «ирвас» было его позывным в одной нелегкой операции.
– Дорогу, ее светлости нужен воздух! Дорогу! – стали кричать гвардейцы, образуя коридор к главному выходу, но Бекет приказал пленному матросу открыть кормовые ворота, и, пока тот возился с запором, Амалия пришла в себя.
– Как вы себя чувствуете, ваша светлость? Можете идти? – спросил Бекет.
– Нет… Я еще слаба, – пожаловалась она и обвила его шею руками.
– Вашей светлости лучше попытаться идти самой, там снаружи ваш батюшка и прелат Илкнер, – настойчиво попросил Бекет.
– Ну хорошо, отпустите меня, – произнесла она, понизив голос, и, оказавшись на ногах, твердым шагом вышла через ворота.
Бекет следовал в шаге позади нее, опасаясь, что интресса может поскользнуться на металлическом трапе. «Ну что тут скажешь? Интресса, почти королева», – мысленно комментировал он.
По лагерю бегали гвардейцы, унося раненых и собирая убитых. Снег был окрашен пятнами крови, чадили изуродованные бронированные чудовища, а она вела себя так, будто тут и удивляться нечему.
– Дитя мое, Амалия! – воскликнул Гудроф и бросился навстречу дочери. Она приняла его объятия спокойно, как будто совсем недавно ее честь и свобода не висели на волоске.
– Я рада видеть вас, батюшка. Я знала, что вы меня не бросите.
Амалия чмокнула отца в щеку, и он посторонился, чтобы представить ей прелата Илкнера.