– Какую малышку?
– Ну ту, которая сержанту лицо расцарапала.
– А-а, ты об этой малышке? – Лоренц понимающе кивнул. – Мы получим за нее большие деньги. Вот увидишь.
– Если бы у меня были эти деньги, я бы, не задумываясь, отдал их за нее, – серьезно заметил Гуглот.
– Послушай, Фредди, с такими настроениями в нашем бизнесе делать нечего.
– Вы меня знаете, сэр, я человек дисциплинированный, но когда впервые увидел ее…
Гуклот не договорил и потупил взгляд. Затем покачал головой и отправился к себе на корабль.
Лоренц посмотрел ему вслед, повернулся и тоже пошел к себе на мостик, размышляя о поведении заместителя. Похоже, Гуклот действительно попался, Лоренцу уже докладывали о странном поведении капитана «Ленокса». Он часто наведывался в трюм-изолятор и подолгу смотрел на молоденькую пленницу через решетку. Лоренц несколько раз видел ее, эта девушка действительно обладала каким-то скрытым магнетизмом.
«Нужно за ним присматривать. Нужно за ним хорошо присматривать», – подумал Лоренц.
Вздрогнув, в коридоре загудели воздушные магистрали. Инженер корабля ежедневно прогонял чистый воздух через регенерационные батареи, восстанавливая их для последующего использования в космосе. Сегодня он делал это в четвертый раз и обещал, что закончит восстановление за неделю.
«Хороший у меня экипаж. Мы здесь только четвертый день, а сколько всего успели сделать. Хороший экипаж».
50
Под ровной гладью воды оказались камни, броневик ударился о них днищем, вызвав недовольство десанта.
– Бродик, тебе только кирпичи возить! – крикнул Сандерс.
– Да уж, девок ему доверять никак нельзя, – покачал головой Арвидас по кличке Рыжий.
– А что они с ними сделает – испортит?
– Нет, поколет.
Все отделение потонуло в хохоте. Бронетранспортер еще раз скрежетнул днищем о камни и стал выбираться на берег. Первая водная преграда была преодолена.
Бригадир Чумаченко прильнул к смотровой щели и, развернув пулеметную башню, посмотрел, как проходит реку второй броневик.
Его водитель заметил препятствия, с которыми столкнулась головная машина, и взял чуть в сторону, миновав засыпанные камнями промоины.
«Молодец, парень», – подумал бригадир. Он уже давно приглядывался к этому водителю. Его звали Курт, отделение было им очень довольно.
«А наш никуда не годится», – подумал Чумаченко, в очередной раз ударяясь шлемом о край башни.
Следом за второй бронемашиной в реку стал осторожно заходить двадцатишеститонный «куксдог». Медленно поводя манипуляторами, он был похож на пришедшего купаться уродца. Но, несмотря на кажущуюся медлительность и неуклюжесть, робот обладал куда большей устойчивостью, чем даже восьмиколесный броневик. В шагающей машине имелось два механических и четыре электронных гироскопа, ведь помимо передвижения по пересеченной местности «куксдог» был обязан точно стрелять из крупнокалиберной пушки и правильно наводить ракеты. Использование этих машин в операциях против туземцев Чумаченко считал излишеством, однако начальству было виднее, и бригадир по этому поводу предпочитал не париться.
Отделение продолжало потешаться над Бродиком, а тот ответил, наехав на торчавший из земли валун.
– Ну ты смотри на дорогу-то! – не удержался от замечания Чумаченко. – А если такой обидчивый, возьми беруши!
– И мешок на морду, чтобы кашей не воняло! – вклинился Сандерс, провоцируя водителя на новые диверсионные акты.
В этот раз Чумаченко разозлился уже на пехотинца и заехал ему кулаком по шлему.
Удар получился сильным, Сандерс ударился о стенку отделения и сполз на пол. Чумаченко взглянул на датчик усилителя движений бронескафандра, тот показывал двести процентов.
«Ты еще легко отделался, сукин сын», – подумал он.
Через пару секунд Сандерс пришел в себя и сел на скамью.
– Босс, ну ты ваще… – сказал он и принялся тестировать систему жизнеобеспечения своего скафандра.
– Я не «ваще», меня достала ваша тупость. Да, я тоже подкалывал Бродика, но всему есть свои пределы, парни. Вы уверены, что в бою он поддержит вас и придет на помощь, когда вы будете валяться подстреленными и орать в рацию «приди, Бродик, приди»?
После этих слов броневик пошел заметно ровнее, водитель оценил заступничество бригадира.
– А кто тут нас подстрелить может, босс? – спросил один из пехотинцев после долгой паузы. – У них даже порох не изобрели.
– А зачем тебе порох? Три года назад на Филбаке туземцы промыли на дороге восьмиметровую яму и замаскировали. Два броневика макнули туда до самого дна. Мы вытаскивали их двое суток, а когда достали, девять человек пришлось откачивать – еще немного, и они бы задохнулись.
– Ну здесь же не болотистый Филбак, – возразил Арвидас.
– Не нужно думать, будто ты самый умный, Рыжий. Туземцы тоже люди, и котелок у них варит будь здоров. Мы даже представить себе не можем, что они могут выдумать в следующий раз, поэтому передвигаемся по их земле, спрятавшись за двадцатимиллиметровую броню. Так, на всякий случай.
Преодолев реку, колонна начала втягиваться в лес. Дорога здесь была хорошо накатана и постепенно заворачивала вправо, чтобы снова пройти через реку, – Чумаченко запомнил маршрут по карте.
Деревья становились все выше. Это были хвойные великаны, вымахавшие на десятки метров. В их кронах еще оставались шишки, и время от времени, сорванные ветром, они с грохотом ударяли по броне, заставляя пехотинцев вздрагивать и хвататься за автоматы.
Чумаченко снова стал смотреть назад, прежде всего интересуясь «куксдогом». Эта машина имела шестнадцатый номер и пилотировалась каким-то новичком. Его имени бригадир еще не знал, только позывной – Роньжа.
Лучше бы с ним пошли четвертый номер – Фаянс или седьмой – Принцип, тех пилотов Чумаченко видел в деле и мог положиться как на себя самого, однако пока машина под номером шестнадцать двигалась вполне уверенно, значит, пилот был достаточно квалифицирован.
– Как дела, Роньжа? – поинтересовался бригадир, включив внешнюю связь.
– В порядке, Старшой. Проверяю тепловизор.
– Проблемы?
– Нет, тарирую.
– А зачем тарируешь сейчас?
– Да он как будто метки выдает…
– Где метки? – насторожился Чумаченко.
– Да как будто в лесу. То одну-две, а то десяток… Глюк, однозначно.
– Однозначно, – повторил Чумаченко и перевел башню на обочину.
Вот присыпанные снегом деревья и редкие кустарники, так и не расставшиеся с покрасневшей листвой. А вот высохшие стволы многолетних трав, высокие, как молодые деревья.