Я уже любил мой сад, хотя он пока и оставался первобытным лесом, и в моем отчаянии находил утешение в мечтаниях и работе. Я очистил газон, окаймил его, потом в одной из оранжерей нашел ржавый каток и принялся выравнивать им неровную, бугристую землю.
Все слуги считали, что смерть Дерри свела меня с ума, но я не обращал на них внимания и вскоре написал в Королевский сельскохозяйственный колледж, прося у них сведения о рекомендуемых травяных семенах, потому что газон не желал приобретать приличный вид. Если я хочу, чтобы мой газон когда-нибудь стал походить на озеро, то не имело смысла тратить время на клочок земли, который больше напоминал клеверную поляну.
Писем от Сары так и не приходило.
Как-то серым днем я работал в саду – выкапывал клевер, когда Хейс осторожно подошел ко мне и сообщил о приезде гостей.
– Гости? – недоуменно переспросил я, потом выпрямился, опустил закатанные рукава, вытер пот со лба. – Кто?
Хейс уставился на карточку, лежащую на серебряном подносе в его руке.
– Некто мистер Ратбон из Лондона, – сообщил он, раскатывая звук «р» на французский манер.
Я протянул грязную руку, взял у него в недоумении карточку. Первая мысль была: Сара просит развода. Насколько я понимал, оснований для развода у нее не имелось, но я не видел других объяснений приезда Ратбона в Ирландию.
– Он приехал в качестве сопровождающего, – пояснил Хейс. – Путешествовать в одиночестве для леди в такие времена нежелательно, я думаю.
– Какой леди? – испуганно спросил я.
Хейс посмотрел на меня с сострадательной настороженностью, с которой добрые люди обращаются к безнадежно больным на голову.
– Да вашей же леди, милорд, – сказал он. – Вашей жены, да защитят ее Богородица и святые.
Я оставил его и бросился к дому прямо по газону.
6
Ратбон сидел в маленькой столовой. В одиночестве.
Я произнес всего два слова:
– Моя жена?
Он, еще даже не успев подняться на ноги, ответил:
– По-моему, она пошла в ваши покои, милорд, освежиться после поездки.
Я бросился наверх, споткнулся на верхней ступени и с такой силой ударился о стену, что чуть не сломал ключицу. Сердце мое билось как барабан, я похромал по галерее и вломился через порог в спальню.
Он была там. Очень бледная. И пока мы стояли, глядя друг на друга, я ощутил в ней какое-то новое спокойствие, осанку и серьезность, незнакомые мне прежде.
– Сара? – неуверенно прошептал я, подумав на одно странное мгновение, уж не галлюцинация ли это.
Она сделала шаг ко мне, попыталась что-то сказать, но у нее не получилось. Ее глаза наполнились слезами.
– Сара… – Я сам мог говорить с трудом. – Ты меня простила? – спросил я, не отваживаясь поверить в это. – Ты вернулась?
Она кивнула. Слезы потекли по ее щекам, и я, потрясенный, вдруг понял, что это слезы не отчаяния, а радости.
– Ах, Патрик… – произнесла она необычным тихим голосом. – Патрик, это чудо. У меня будет ребенок.
IV
Сара
1873–1884
Страсть
Красота королевской пары… вызывала всеобщее восхищение; жених был красивейшим из принцев Европы, а раннее не по возрасту обаяние невесты уже заслужило ей имя Изабелла Красивая.
Агнес Стрикленд. Жизнь английских королев
Глава 1
1
Он родился в декабре, перед Рождеством, и весил ровно восемь фунтов.
– Фрэнсис! – восторженно прошептала я, как только мне дали его в руки.
– Эдвард! – сказал в тот же момент Патрик с неменьшим восторгом.
Мы никогда ни о чем не могли договориться.
– Сара, думаю, на сей раз ты должна уступить Патрику, – заметила моя тетушка-миротворец Маргарет. – Ребенок – наследник титула, а по английским традициям наследника нужно нарекать в честь отца Патрика, а не твоего.
Я бы ни за что так часто не прислушивалась к советам Маргарет, но дело в том, что она всегда права. Не выношу людей, которые всегда правы, но правота Маргарет такая умная, что я люблю ее так, как если бы она была моей сестрой (а может, даже намного сильнее). И вот я в тысячный раз уступила Патрику, а я сама становлюсь не своя, если уступаю, когда мое сердце настроено на что-то другое. Ребенка крестили в часовне Кашельмары Патриком Эдвардом в честь отца и деда.
Не успев допить шампанское за ланчем после крещения, мы с Патриком затеяли спор, как обращаться к новорожденному – Патрик или Эдвард.
– «Патрик» звучит лучше, чем «Эдвард», – сказала я. Мне всегда казалось, что Эдвард слишком уж чванливое английское имя.
– Мы не можем называть его Патрик, – возразил Патрик. – У нас будет вечная путаница.
– Но Эдвард чересчур официально для маленького мальчика!
– Мы станем называть его Нед.
– Нед! – Я пришла в ужас. – Все равно что ослика! Нет, Патрик, это невозможно!
– А мне нравится, – упорствовал Патрик с выражением, которого я стала побаиваться. – А кличка у ослов – Недди, а не Нед. Если бы ты правильно говорила по-английски, то знала бы.
– Как ты можешь утверждать, что я неправильно говорю по-английски? – воскликнула я, возмущенная его нахальством: сам он всегда изъяснялся на ужаснейшем жаргоне, а моя речь была гораздо правильнее, чем его.
А кроме того, если быть честной, я всегда считала, что произношение культурных американцев куда приятнее для уха, чем апатичная тянучка, какую слышишь в лондонских гостиных.
После этой ссоры Маргарет наедине посоветовала мне:
– Сара, уступи Патрику с этим ребенком, и тогда ты сможешь делать все, что твоя душа пожелает, со следующим. Неужели ты не понимаешь?
– Если только когда-нибудь появится еще один ребенок, – горько ответила я. Не собиралась это говорить, но меня так рассердила перспектива обращения к ребенку как к ослу, что слова произнеслись сами по себе.
– Разумеется, будет и еще ребенок! – резко возразила Маргарет. – Не глупи, Сара. У тебя появилась прекрасная возможность начать ваш брак заново, и я не думаю, что ты такая недальновидная, чтобы упустить этот шанс.
Ее слова, конечно, взывали к моей гордости и к тому же показывали, что наша глупая ссора не стоит и выеденного яйца, и я вдруг устыдилась. Какое может иметь значение, как называть ребенка? Он был здесь – вот что самое главное – и хорошо рос, и еще он был, безусловно, самым красивым ребенком в мире. Да, я знаю, все матери так говорят о своих детях, но Нед и правда был самым красивым. Все это утверждали – не только я.
– Теперь твоя судьба переменилась к лучшему, – напомнила мне Маргарет перед отъездом в Лондон в новом году. – Я и вправду верю, что у тебя с Патриком все теперь будет хорошо, но, что бы ни случилось в будущем, запомни: есть три вещи, которых ты не должна делать. Никогда не жалуйся на нехватку денег, никогда не вспоминай прошлые катастрофы и никогда, никогда, никогда…