Башня у моря - читать онлайн книгу. Автор: Сьюзан Ховач cтр.№ 176

– Нэнни говорит, это потому, что она младшая. Младшие в семье часто самые избалованные. Многие родители балуют детей. Это как заразная болезнь, и даже лучшие родители ею заражаются. Нэнни говорит, это беда и мы должны пожалеть Джейн, но я ее не слишком жалею, в особенности еще и потому, что она такая приставучая. Нед, что такое развод?

– Это означает, что папа и мама разойдутся и больше не будут жить вместе. Жаль, но так оно к лучшему. Папа очень плохо обращался с мамой и позволял мистеру Макгоуану тоже плохо к ней относиться.

– Мистер Макгоуан, – вспомнил Джон. – Мне жаль его. Он посадил хорошие деревья и показал мне сеянцы. Они походили на маленькие елочки. Они мне очень нравились.

– Джон, ты слышишь хоть слово из того, что я говорю? – грубо спросил я.

– Да, слышу. Мама и папа разойдутся. Когда, ты думаешь, папа вернется в Кашельмару?

– Джон, именно это я и хочу тебе объяснить! Он не вернется. Мы будем жить в Кашельмаре с мамой, и мистер Драммонд станет управляющим. Когда папа поправится, то будет жить с дядей Томасом и дядей Дэвидом.

– Да нет, он все равно должен вернуться, – упорствовал Джон. – Тут же его сад. Мы собираемся вместе стричь кусты и деревья. Мистер Драммонд любит садоводство?

– Не думаю.

– Если нет, то от него будет мало проку. Ты лучше скажи маме, чтобы она его отослала.

– Джон… – раздраженно начал я, но тут же сдался. Мог только беспомощно смотреть на него.

– Да? – ответил он.

Я предпринял последнюю попытку:

– Мистер Драммонд очень нравится маме. Теперь он будет заботиться обо всех нас вместо папы.

– Очень мило с его стороны, но, вообще-то, я бы предпочел папу. Я не против – пусть папа и мама разойдутся, но папа должен вернуться и жить с нами. Мама может оставить себе мистера Драммонда, если хочет, но папа должен вернуться.

– Джон… – Я с трудом подыскивал слова. – Почему ты не можешь понять? Тебе десять лет, а ты говоришь как пятилетний ребенок. Что с тобой такое?

– Я не ребенок! – завопил Джон, который вдруг решил рассердиться. – Не ребенок, не ребенок! Я вырос, я большой, и я тебя поколочу!

Он вне себя замахнулся, целясь мне кулаком в лицо.

– Тихо, тихо! – остерегающе крикнула Нэнни.

Я перехватил запястье Джона, крепко сжал:

– Постой, Джонни. Мне очень жаль, если я обидел тебя.

– Большой зверюга! – воскликнул Джон, его глаза засверкали от слез. – Почему бы тебе не вернуться в Америку?

Он вырвал руку и пошлепал по песку к воде.

Мисс Камерон и мои сестры находились от нас всего в нескольких ярдах.

– Боже мой! – воскликнула мисс Камерон, высокая, костлявая женщина лет тридцати пяти, с небольшим, но заметным шотландским акцентом. – Что это такое было?

– Ерунда, – буркнул я. – Маленькое недопонимание.

Взяв Элеонору за руку, я с улыбкой предложил:

– Пойдем прогуляемся со мной. Может быть, купим мороженое.

– Я тоже хочу, – тут же заявила Джейн.

– Ты приглашения не получала. Идем, Элеонора.

– Давай-ка посмотрим, Джейн, не осталось ли у Нэнни тех вкусных леденцов, – предложила мисс Камерон.

– Нет! – Джейн вцепилась острыми ноготками в мою свободную ладонь. – Я хочу мороженое!

– От меня ты его не получишь. Я не люблю избалованных девчонок, которые не умеют говорить «пожалуйста» и «спасибо».

Джейн решила закатить истерику. Все на берегу смотрели, как Нэнни припустила к нам, мисс Камерон тем временем неодобрительно пощелкивала языком о длинные белые зубы.

– Элеонора, беги! – крикнул я, и мы бросились по берегу, взбежали по ступенькам на набережную. – Ничего у меня сегодня с утра не получается! – усмехаясь, воскликнул я. – Сначала я вывел из себя Джона, потом ввел в истерику Джейн. Надеюсь, с тобой мы не поссоримся, или я совсем расстроюсь.

Она улыбнулась, но стеснительно, и ее молчание было мучительным для меня. Я помнил ее маленькой, Элеонора тогда все время болтала и смеялась, всегда была веселая, умненькая и забавная.

– Что случилось? – спросил я после паузы. – В чем дело? Ты ведь не стесняешься меня, правда?

Мы шли дальше по набережной, она отрицательно покачала головой и, продолжая улыбаться, сильнее ухватила мою руку. Мороженого мы не нашли, но я купил немного вареных креветок у лоточника, и мы сели на скамейку, чтобы полакомиться.

Наконец я спросил:

– После моего отъезда дома было очень плохо?

Она отрицательно покачала головой.

– Кто-нибудь плохо к тебе относился?

Элеонора снова отрицательно покачала головой.

– Скажи мне, если что-то было. Тебя обижал мистер Макгоуан?

Она в третий раз мотнула головой.

– Тогда кто?

– Папа.

Теперь онемел я. Мне стало нехорошо.

– Что он делал?

– Ты никому не должен рассказывать, – предупредила она. – Мистер Макгоуан приказал никому не говорить. Даже Нэнни. Мистер Макгоуан сказал, что, если я кому-нибудь проговорюсь, меня придется отправить в школу-пансион.

Мне стало еще хуже. Я больше не мог смотреть на вареные креветки.

– Элеонора, мистер Макгоуан умер, – напомнил я. – Теперь это не имеет никакого значения. Никто тебя никуда не отправит.

– Он правда умер?

– Конечно!

– И его призрак не будет преследовать меня, если я ослушаюсь?

– Ни в коем случае.

– Мне снилось, что его призрак приходит и пугает меня. Все время были страшные сны с тех пор, как…

– С каких пор?

– С тех пор, как папа сошел с ума, – выдавила она сквозь слезы. – Это случилось осенью. Он помогал мне приклеивать новые засушенные цветы в альбом и называл всякие английские и латинские названия, чтобы я правильно их подписала. Там был такой хороший желтый цветочек, а папа посмотрел на него, вскрикнул, уронил и закричал, что это змея. Потом снова закричал и начал рвать на себе одежду. Кричал, что его кусают насекомые. Пришла кузина Эдит и мистер Макгоуан, и кузина Эдит вытащила меня из комнаты, а потом мистер Макгоуан предупредил, что я никому ничего не должна говорить.

– Он так сказал потому, что если бы мама узнала, то забрала бы тебя у папы. А папа в это время пытался ее убедить, что если она не вернется, то он лишит ее детей.

– Но я ведь теперь могу остаться с мамой, правда? Мне больше не нужно видеть папу?

– Нет, конечно. Папа пьяница, он не может жить в одном доме с тобой.

Мне стало так нехорошо, что я боялся, как бы меня не вырвало, и каждый мускул моего тела напрягся от ярости.