– Она берет еду, – несколько загадочно ответила Этель. – Все иностранки так делают. Они не считают еду собственностью.
– То, что она ест, это правда, – согласилась Розмари.
Женщины не соглашались друг с другом, и Гибсон почувствовал себя виноватым, затаил дыхание.
– И всякую мелочовку, что плохо лежит, – продолжила Этель. – Наивные вы люди, не принимаете никаких мер, чтобы как-то поберечься. Не верите в факт воровства. Страшно подумать, что с вами бы было в менее идиллическом месте! В мире существует зло – от этого никуда не деться.
– У меня нет причин считать, что миссис Вайолет ворует, и верить, что она разбила вазу нарочно. – Гибсон все больше раздражался. – Я находился рядом и все прекрасно видел.
– Тебе кажется, что ты видел. – Этель говорила с ним как с маленьким ребенком.
Гибсон был потрясен.
– Ваза первая вещь, которую она разбила, – напомнила Розмари. – Она всегда была очень аккуратной.
– Именно, – удовлетворенно кивнула Этель. – Неужели не заметно, насколько я ей не по душе. Невзлюбила меня с первой минуты, как я сюда приехала. И вот разбивает вещь, которая мне нравится. Я ее не виню. Я понимаю, что она делает.
У Гибсона возникло смутное ощущение, что нечто исчезает из поля его периферического зрения.
– Ради бога, Этель, – пробормотал он. – С каждым может произойти. Это была случайность.
– Не существует такого понятия – «случайность», – спокойно возразила сестра. – Должна тебе честно сказать: в некоторых областях ты совершенно несведущ. Подсознательно ей хотелось мне досадить. Вы ее распустили, а со мной такие штучки не пройдут.
– Сестра, ты о чем? – изумился Гибсон. – Случайность существует, в этом нет сомнений. Вайолет обернулась, потому что ты ее испугала. Рука дрогнула…
– О нет! – не согласилась Этель.
– Постой! – Гибсон обернулся, чтобы посмотреть на реакцию Розмари, но той уже не было в комнате. Она ушла. И это его озадачило.
Гибсон снова повернулся к сестре и строго произнес:
– Я не согласен с твоими подозрениями, Этель.
– Подозрениями? – вздохнула та. – Или нормальными предосторожностями? Факты есть факты, – продолжала она с жаром. – Никому из нас не дано жить в романтическом, поэтическом, абсолютно добром мире. Приходится принимать вещи такими, какие они есть. – Взгляд ее живых глаз был прямым и честным и, к его страху, источал жизненную мудрость. – Повернись лицом к реальности.
– Какой реальности?
– К фактам. Злоба, обиды, своекорыстие, требования собственного эго – вот что стоит за поступками людей. Сознание, братец, лишь вершина айсберга. Ты слишком доверчив и видишь во всем хорошее.
– Да! – запальчиво подтвердил Гибсон.
– Вот именно. Тебе неведомо и десятой доли того, что происходит. Витаешь в облаках. Всегда был таким. И за это я тебя люблю. Но нельзя, чтобы все были святыми и витали в облаках.
– Не вижу никаких причин не верить миссис Вайолет, – упрямо повторил брат.
– Да у тебя не будет причин не поверить любому человеку, пока он не натворит чего-нибудь такого, что щелкнет тебя по твоему утонченному носу. Ты всегда сторонился неприятной правды, братец. Что ж, продолжай, желаю успеха!
Гибсон уставился на сестру.
– Извини. – Она выглядела расстроенной. – Я не должна была говорить тебе такое.
– Почему, если ты так считаешь?
Но Этель не стала отвечать на вопрос.
– Ты совсем как мама. Тебе бы родиться женщиной, Кен, а мне – мужчиной.
– Что ты такое говоришь?
– Не обращай внимания. Твой мир поэзии, донкихотских ценностей, веры и всего такого прочего – чертовски привлекательное место.
– А где твой мир? – усмехнулся он. – Ты, кажется, называешь его реальным. – Гибсон начинал злиться.
Этель почувствовала его раздражение.
– В моем мире часто бьют ножом в спину и творят всякие гнусности. С этим ничего не поделать. Мы – животные, хочешь ты того или нет.
– И ты утверждаешь, – Гибсон вернулся к конкретной ситуации, чтобы возразить сестре, – что миссис Вайолет нарочно разбила вазу?
– Сознательно, она, разумеется, не замышляла этого действия, – ответила Этель. – Ты никак меня не поймешь. И тем не менее она это сделала, чтобы досадить мне.
– Не верю, – покачал головой Гибсон.
– Не хочешь, не верь, – улыбнулась Этель. – Оставайся в своем розовом мире, где тебе спокойнее. – Гибсон понял, что, хотя сестра над ним подтрунивает, это форма извинения. – Ты ягненок, братец, а ягнят все любят. А я не ягненок, как ни крути. Надеюсь, я тебя не очень расстроила?
Он чувствовал себя расстроенным, как никогда в жизни. Не зная почему, испытывал тревогу за Розмари. С трудом поднявшись, он взял палку и, хромая, пошел в кухню.
Вайолет энергичными движениями протирала стол. Розмари сидела здесь же и смотрела в окно. Гибсону показалось, что ей очень одиноко.
– Миссис Вайолет, – начал он. – Я заплачу за вазу. Вашей вины никакой нет.
Вайолет пожала плечами и ничего не ответила.
– Миссис Вайолет сказала, что она от нас уходит, Кеннет, – отрывисто проговорила Розмари. – Уезжает с мужем на следующей неделе.
– Правда? – расстроился Гибсон.
– Да, – кивнула служанка. – Мы едем в горы. Муж хочет найти работу для нас обоих. Если получим, останемся там.
– На ранчо, – уточнила Розмари. – Было бы очень здорово! – В ее голосе появились веселые нотки. – Нам будет вас не хватать, миссис Вайолет.
Служанка промолчала. Она нисколько не волновалась о том, будет ли ее им не хватать или нет. Гибсон заметил, что она даже больше не злилась на Этель.
– Надо будет кого-нибудь поискать, – забеспокоился Гибсон.
– Не надо, – возразила Розмари. – Я поправилась. Мы с Этель прекрасно справимся. – Гибсон не мог прочитать по ее глазам, что она думает.
– А если Этель когда-нибудь уедет…
– Ей нельзя уезжать. Просто стыд какой-то! Ваша единственная сестра – была так любезна, что приехала… – Гибсон посмотрел на лежащие на круглых подлокотниках кухонного стула руки жены. Костяшки пальцев были синюшными. – Такой хороший человек, – продолжала та. – Мудрая и такая славная.
Гибсон забеспокоился. С Розмари было что-то не так. Но что именно? Жена закрылась, стала чужой, и в ее глазах – или ему это только показалось? – мелькал страх. Этель права, признал он: есть многое такое, что ему непонятно. Какие-то боязнь и волнения у Розмари, отчего у нее такой взгляд?
– Да, – рассеянно ответил он. – Она такая.
Вайолет энергично скребла раковину. Вошла Этель.