Питер посмотрел на Лору. Темные стекла очков спокойно встретили его взгляд.
– Я осторожно заметил Джейн, что окружавшая Марту свора должна гоняться не за ее подругой, а за ней. Джейн согласилась, но призналась, что сама решила подождать, пока ей не попадется достойный мужчина. А когда он встретится, пусть узнает, что она его ждала. Спросила меня, что предпочтет ее избранник: невинность или опытность. Я ответил, что ему больше понравится ее выбор.
– О боже!
Внезапное восклицание Лоры удивило меня. Причард посмотрел на дочь, и, к моему удивлению, в его глазах вспыхнула ненависть.
– Боюсь, тебе не понять ее образ мыслей, Лора.
Дочь молчала.
– Это все, – подытожил свой рассказ Питер.
– Спасибо, – поблагодарил Причард. – Ваши слова для меня много значат. – Он покачал головой. – Одного не могу понять: что она здесь делала с этой Тауэрс. По всем отзывам – законченной нимфоманкой. Что она в ней нашла?
– Мне надо на свежий воздух, – внезапно заявила Лора.
Поднялась со стула и, ни на кого не глядя, направилась к выходу. Причард, морщась, ждал, когда за ней закроется дверь.
– Как вам это понравилось? Ни слезинки, ни малейшего проявления горя. Если бы это случилось с ней…
Он осекся. Чуть было не сказал, что крутилось у него на языке: «Лучше бы убили ее».
2
Из комнаты мы с Питером вышли вместе и направились по коридору к нашему номеру. Его давно подпитываемый огонек желания поймать хохочущего убийцу отца разгорелся, как раздуваемое в топке пламя. Питера, как и меня, тронуло горе Причарда и удивило холодное безразличие Лоры. Но именно воспоминание о проведенном с Джейн вчерашнем вечере довело его до белого каления. Он бросил куртку на кровать и, хромая, подошел к окну.
– Какая бессмысленная жестокость, Джим! Убить такую жизнерадостную, сердечную девчушку, у которой было все впереди! Память о ней вопиет и требует отмщения!
– Понимаю ваши чувства, – ответил я. – Джейн ждала любви, но столкнулась с такой бесчеловечной жестокостью, что не может уместиться ни в сердце, ни в сознании.
Питер ударил кулаком в оконную раму.
– Ни судебного разбирательства, ни самого сурового приговора недостаточно, чтобы поквитаться с негодяем. Сомневаюсь, что даже страх смерти способен что-нибудь затронуть в душе этого хохочущего бессердечного урода. Не могу ничего с собой поделать, все время пытаюсь представить, какими были ее последние мгновения.
– Нехорошо об этом думать, – заметил я.
– А как можно не думать. Адская оркестровка ужаса – вот что там происходило. Дьявольский смех, крики о помощи, которые из-за ветра никто не услышал, блеск лезвия ножа, неожиданно пришедшая страшная ясность, что это конец всему, мольбы о пощаде и предсмертная агония. – Питер судорожно вздохнул и ударил кулаком по стене. – Надеюсь, она умерла первой, что ее не заставили смотреть, как издеваются над подругой, и ждать своей очереди.
– Успокойтесь, – попросил я.
– Успокоиться? – Он круто обернулся. – А вы представьте: когда мы его поймаем, со всех сторон развопятся доброхоты: этот человек болен и неподвластен Моисееву закону «Око за око». Но до того, как он попадет в руки закона и врачей, я хочу улучить момент и разобраться со зверем, смеющимся над человеческой жизнью, как дефективный ребенок, давящий на стекле муху.
Я не мог припомнить, чтобы мне приходилось наблюдать подобную ярость.
– Нестерпимо сидеть здесь и ждать, когда копы, точно факиры, достанут нам из шляпы кролика. Я иду на склон, где состоятся прыжки и где сейчас весь народ. Убийца пристанет к зрителям и в толпе найдет возможную жертву. Насилие – для него наркотик. Я задаю себе вопрос: как он удовлетворял свою страсть до меня с Гербертом и до случая с Джейн? Мне еще обиднее оттого, что он наверняка среди нас. И часть удовольствия получает, наблюдая за нашими тщетными усилиями установить, как выглядит и как зовется преступник.
Питер подошел к кровати, схватил куртку с меховой шапкой и ушел. Мне представилось, что если бы сам пережил столько, сколько он, то кипел бы не меньше. Я был вне себя, страстно желал, чтобы преступника схватили и он бы понес заслуженное наказание. Но должен признаться, что нисколько не хотел столкнуться с ним в одиночку. Это работа того толстяка, который теперь, наверное, потягивает виски в кабинете Макса.
Я сел за пишущую машинку и, напечатав пресс-релиз для журналистов, пошел вниз. Рич Ландберг сидел за конторкой и сказал, что человек двадцать газетчиков торчат в баре и ждут, когда окружной прокурор выйдет к ним с обещанным заявлением.
– Приют начинает бурлить. Новость распространяется, как лесной пожар, – все уже всё знают. Макс говорит, надо вести себя как обычно. Не тут-то было!
– Но ведь никакого массового отъезда нет?
– Ни намека! Все хотят присутствовать при развязке. – Рич помотал светловолосой головой. – Не могу поверить, что этот тип до сих пор болтается где-то здесь. На его месте я бы дернул за тысячу миль.
– И тем самым выдал себя, – возразил я. – Нет, самое безопасное для него место – здесь.
– Джим, у меня в голове не укладывается: неужели тот, кто в прошлом году столкнул с дороги Питера, и вчерашний убийца – наши гости? Мы знаем почти всех. Среди них нет таких, на кого бы можно было подумать. Я твержу Максу: это, наверное, кто-то из города. Из пришлых. Много туристов приезжают посмотреть соревнования и не останавливаются в приюте. Разве что зайдут опрокинуть стаканчик или выпить чашечку кофе. Им же не запретишь. Вот и сейчас сотни таких у трамплина, смотрят соревнования прыгунов.
– Ты должен знать многих из Манчестера и окрестных городков, – предположил я.
– Конечно. Учился в Манчестере в школе. Берр, колледж в Бертоне.
– Можешь вспомнить, кто околачивался здесь год назад и снова появился вчера вечером?
– Не навскидку.
– А ты подумай. Ты знал девушек. Кто-нибудь из города за ними увивался?
– Я знал Марту, – ответил Рич. – Цыпочка что надо! Причард приехала к нам впервые. Я с ней почти не разговаривал: здравствуй – до свидания, и все дела. Приехавшая с отцом сестра вообще «рыба». До того спокойная, что отправилась смотреть прыжки с трамплина.
– Ты крутил с Мартой Тауэрс? – спросил я его.
Рич натянуто улыбнулся:
– Ей подавай кавалеров постарше, с монетой. Как-то пригласил Марту на свидание. Так она потрепала меня по голове, словно шестилетку, и посоветовала не играть со спичками, пока не подрасту и не научусь тушить огонь.
– Тебе она не нравилась?
– Я ко многим так отношусь, – угрюмо ответил Рич. – Мне восемнадцать, Джим. Весной призовут в армию. Выходит, я достаточно взрослый, чтобы воевать и умереть за свою страну, но еще маленький, чтобы делать то, что дозволено другим мужчинам. В некоторых штатах мне даже не продадут спиртного! Если я начну ухаживать за девушкой своего возраста, буду считаться малолетним преступником. Если позарюсь на такую, как Марта, рискую, что меня высмеют. Работая здесь, вижу, как каждый к каждому прыгает в постель. Но только не я. Мне надо беречь репутацию, поскольку я сын хозяина.