Приют для списанных пилотов - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Хайрюзов cтр.№ 49

Порогов объяснил охраннику, что срочно нужен лед. Тот на секунду задумался, и тогда Николай, чтобы охранник соображал побыстрее, пообещал угостить его пивом. Как всегда, это подействовало. Охранник ушел в соседнюю комнату и принес кусочки льда.

— Я гляжу, вас здесь все знают. Вы что, профессиональный футболист? — спросила Ольга Филимоновна, прикладывая лед ко лбу.

— Нет, это мое хобби, — улыбнувшись, ответил Порогов. — Знаете, с детства привык к дворовым играм. Все отвыкнуть не могу.

— И вы бегаете с ними бесплатно?

У Николая появилось ощущение, будто его застали за чем-то неприличным. Николай вспомнил крик Антона и усмехнулся про себя. Нет, это похлеще, чем напоминание заглядывать в паспорт. Этот разговор о плате сейчас и здесь был ему неприятен. Он уже знаком с этой московской прагматичностью — вести разговор только по делу и с обязательной выгодой: информационной, материальной, психологической, какой угодно, но выгодой.

Конечно, поставь он себе такую цель, мог бы, наверное, зарабатывать на жизнь ногами. После школы Николая приглашали играть в профессиональную команду. Но он тогда выбрал летное училище. И никогда не жалел, что стал профессиональным летчиком, а не футболистом.

— Вы же со своим Антоном бегаете, надеюсь, не за деньги?

— Вы меня не так поняли, — ответила она. — Вон видите теннисный корт? Час аренды стоит двадцать пять долларов. И я готова платить, чтобы мой сын занимался теннисом, волейболом, футболом, карате, а не рос как сорная трава. Но с ним всюду одни проблемы. В одном месте обижают, в другом смеются. Антона это травмирует. Вы же занимаетесь с чужими детьми. Вот я и решила узнать: они вам платят?

— Я готов сам приплачивать этим ребятам, чтобы они брали меня в свою команду, — улыбнувшись, сказал он.

— Ну, вы скажете, — засмеялась Ольга Филимоновна. — По-моему, они вас боготворят. Я удивилась — сюда приходят даже девочки. Антон так рвался к вам.

— Вы же сами сказали, у вашего сына проблемы с общением. Были они и у этих ребят, — кивнув на сидящую возле дуба детвору, сказал Порогов. — Сейчас их стало меньше. По себе знаю, когда они вырастут, то будут не раз вспоминать эти дворовые игры. Впрочем, мы не только в футбол играем. Вон там за двором реабилитационного центра, среди деревьев есть спортплощадка. От прежних времен там сохранились металлическая шведская стенка, гимнастический конь, брусья, турник. Мы с ребятами вкопали там столбы, принесли старые автомобильные покрышки. На них отрабатываем удары по карате. Пусть Антон приходит. Условия просты: не ругаться, не психовать, не курить.

— Николай Михайлович, у Антона освобождение от физкультуры, он у меня долго болел. Он намного слабее ребят в классе, — начала рассказывать Ольга Филимоновна. — Они над ним смеются. Мы с удовольствием примем ваше приглашение.

— У меня была похожая история, — сказал Порогов. — Видите вон того светловолосого мальчика? Это мой сын. Он не мог ни разу подтянуться. Сейчас спокойно подтягивается десять раз. Так что приходите. Насколько его хватит, пусть занимается с нами. — И, сделав паузу, поинтересовался: — Скажите, а на каком канале можно вас увидеть?

— Я работаю на десятом канале. Условия таковы, что на своего собственного ребенка нет времени. Спасибо за игру. В субботу мы постараемся приехать. Вы уж не начинайте без нас.

Ольга Филимоновна с Антоном сели в «пежо», и через несколько секунд Порогов вновь остался со своей детворой. Тишину собачьего парка расколол звук церковного колокола. Сквозь не набравшие еще листву дубы он совсем без усилий легко проник в самые отдаленные уголки собачьего парка, заставил прислушаться к себе и как бы вывел гуляющих, бегающих по дорожкам людей из привычного, заданного неизвестно когда и кем состояния. Но его тут же накрыл шум проходящей неподалеку автомобильной дороги. Выждав минуту, колокол вновь подал свой голос и, словно расчистив для себя небесную поляну и предупредив всех ее обитателей, что настало его время, неторопливо, громко и настойчиво стал расставлять по парку, над деревьями, по голубому весеннему небу свои невидимые, но ощутимые звуковые вешки.

— Все, на сегодня хватит. Завтра выходной, собираемся, как обычно, в пять часов, — сказал Николай и пошел к ближайшему киоску покупать охраннику пиво.

За годы, проведенные вдали от Иркутска, как он ни старался, так и не смог привыкнуть к Москве, к людям, хотя и пытался жить по принятым здесь правилам и законам. Он понял одно: можно привыкнуть ко всему, говорят, можно привыкнуть даже к тюрьме, но Первопрестольная упорно не желала замечать и принимать его. Возможно, виной всему действительно был его возраст? Был бы помоложе, наверное, быстрее бы прирос, приспособился к этому огромному и непривычному для себя городу и побежал вместе со всеми в общей толпе. Но дело было в том, что своего возраста Николай просто не замечал. Да, осенью по паспорту он должен был отметить свое пятидесятилетие. Что и говорить, солидная дата, возможно, даже рубеж. Но что изменится в нем после его прохождения? Зачем грубо и прямо напоминать, что надо заглядывать в паспорт?

«Пусть сами заглядывают, — думал Николай. — А я вопреки всем буду жить так, как привык. Даже если за это придется платить высокую цену. Буду назло и здесь гонять мяч и доказывать каждому, что я не пенсионер, что меня еще рано списывать со счетов».

Порогов хорошо помнил, как давным-давно в автобусе к нему обратился подросток и впервые назвал дядей. После его стали называть мужчиной. Ну и что из того? Душой-то он по-прежнему считал себя молодым и полным сил. Мять боками диван и протирать глазами телевизор — нет, это было не для него. Да и что там увидишь — одни знакомые лица. Он их и так вдоволь насмотрелся в Думе. Опять о чем-то скрипит похожая на нерпу Хакамада, почти всегда рядом с нагловатой и всезнающей улыбкой что-то вещает Немцов. Николай его хорошо запомнил по Первому съезду в девяностом году. Тогда тот выходил к микрофону в кроссовках, теперь же в одной телепередаче сознался, что он человек небедный. Видно, хорошо поработал за последние годы.

Но больше всего Николая злило, когда видел в телеящике изрекающего плоские афоризмы доморощенного кандидата в Пиночеты. Намекалось, что вот он, с птичьей фамилией, — спаситель России. Но всем было ясно: Россия не Латинская Америка и военные что-то вроде крепостных крестьян, которых, как стадо, вначале пригнали к Белому дому, а потом загнали в Чечню. Конкуренцию, хотя бы словесную, ему пытался составить политический эквилибрист и бизнесмен Владимир Жириновский. В зависимости от обстоятельств его можно было увидеть рядом то с Джохаром Дудаевым, то с порнозвездой Чиччолиной. Казалось, этот политический бизнесмен поставил перед собой цель заполнить любую свободную щель на телеэкране. Смотреть и выискивать обнадеживающие новости было бесполезно. Казалось, все хорошие новости остались в прошлом. Когда под комментарии новоявленных политиков и журналистов начинали показывать новую кавказскую войну, Николай выключал телевизор; ему начинало казаться, что из таинственной тьмы, уже не черногорских, а российских лесов полз сонм чудовищ. Под какофонию орудийных выстрелов и споров об этой войне шло разграбление России — лучшего способа отвлечения общественного внимания трудно было придумать. Люди, как во время пожара, пытались спасти самое дорогое, что у них было, собственных детей, но уже другие доморощенные «гориллы» гнали мальчишек в придуманную и спровоцированную ими же бойню.