– А сам Азатов, он как – тоже к ней неровно дышал или так только игры играл?
– Это уж вам там виднее, – лукаво улыбнулась Лиля. – Но говорят, что и с ним она тоже заигрывала. Хотя у него и без нее… знаешь Ирочку Панову, помрежа?
Ирочку Панову я хотя и не знала близко, но пару раз видела. Малюсенького росточка, с тоненьким голоском, вся летящая и восторженная, как девочка, Ирочка Панова была постоянным предметом для упражнения в остроумии всего театра, от наших соседей художников-постановщиков до монтировщиков и бутафоров.
Азатов, официальной любовницей которого она числилась, кажется, всегда испытывал в ее присутствии некоторую неловкость. Но вырваться из цепких лап Ирочки, похоже, было не так-то просто. Думаю, для Азатова это было бы приблизительно то же самое, как если бы он не отдал карточный долг. Хотя на роль жестокого убийцы Ирочка не тянула, но отравить существование могла легко. Одна мысль о том количестве слез и укоризн, которые наверняка посыплются на его голову при попытке сбросить опостылевшее иго, могла полностью парализовать стремление Игоря к личной свободе. Поэтому, что бы ни происходило, в отношениях с Ирочкой он всегда сохранял статус-кво.
– Ну вот, – между тем продолжала Лиля. – А Оксанка эта, она специально выбирала такое время, когда Ирочка могла видеть, как она глазки Азатову строит. Та бесилась, конечно. Только с Оксанкой-то ей тягаться не приходилось, она такое сказануть могла… А у нас здесь, сама знаешь, – стоит чихнуть, через минуту весь театр знает. Про Ирочку и так много анекдотов ходит, ей лишние ни к чему были, вот она и помалкивала. Иногда только делала разные мудрые замечания, что, мол, некоторые художники неаккуратно себя ведут и к работе относятся очень недобросовестно. Но кому они были интересны? Серьезно это никто не воспринимал, все же знали настоящую причину.
– Да, похоже, эта Оксана не подарок была, да?
– Еще какой! Вообще у нас декораторский цех всегда был на хорошем счету. Наташа-то, она с незапамятных времен работает, все тут знает, и ее все знают, и девочки у нее всегда хорошие, а уж в этот раз – ну прямо как бес попутал. И где только она это сокровище нашла?
Я, конечно, могла бы объяснить Лиле, откуда у Натальи взялось это «сокровище», но учитывая тот факт, что и сама я появилась здесь из того же волшебного сундучка, вдаваться в подробности не стала. Вместо этого, видя, что Лиля разоткровенничалась и уровень самоконтроля у нее сейчас практически на нуле, я решилась задать ей весьма рискованный вопрос:
– Наверное, когда Оксана свалилась в этот люк, о ней не особенно-то жалели? – стараясь сохранять как можно более простодушное выражение лица, спросила я.
Но Лиля не заподозрила подвоха и ответила просто и искренне:
– Нет, ну… когда упала, сочувствовали, конечно. Но, в общем-то… да, пожалуй, ты права, особенно никто не жалел. Некоторые даже злорадствовали. Вот Ирочка, например. Она, между прочим… Ты не смотри, что она такой сентиментальной дурочкой притворяется, она на самом деле… та еще… – Лиля недоговорила.
– А Владимирский? Не злорадствовал?
– Ой, что ты! Этот как раз наоборот. Да и Азатов тоже. Вообще мужики как-то более сочувственно отнеслись. А уж бабы… Послушаешь – вроде соболезнования высказывают, а посмотришь – ухмылки так и мелькают на физиономиях. Даже противно. Ой, Тань, заболталась я с тобой, а ведь у меня дел еще невпроворот! На вот держи кубки, что там мы еще не нашли? Веер?
Вскочив с кресла, Лиля полезла в закрома своей реквизиторской и в скором времени извлекла на свет божий веер, блюдо, мячик и еще массу вещей, которые нужно было подновить и подкрасить.
– Вот, Танечка, видишь, как все истерлось, – приговаривала она. – Приведи в кондицию, будь умницей. А то ведь смотреть уже страшно, все обшарпанное такое.
Нагруженная до отказа предметами реквизита, я снова отправилась через длинный коридор и снова не спешила, обдумывая услышанное.
Рассказ Лили наводил на разные размышления. Но главным было то, что из этого рассказа следовало, что в театре у Оксаны были враги и что, следовательно, версия об убийстве не является такой уж невероятной.
Однако заняться скрупулезным анализом полученных данных у меня сейчас не было возможности, и я отложила этот процесс на более позднее время, когда вернусь домой.
Поднявшись в цех, я разложила перед Натальей богатства, принесенные из реквизиторской, и мы приступили к несколько иному анализу. А именно – стали выяснять, что, где и чем необходимо будет подмазать, чтобы кубки и блюда выглядели именно как кубки и блюда, а не как изделия из папье-маше, раскрашенные обыкновенной гуашью.
– Ну, а тут сама посмотришь, какие красочки на блюде, такие и возьмешь. Только смотри, чтобы новые не особенно выделялись, не отличались от старых, – говорила Наталья, объясняя мне, что нужно сделать с предметами реквизита, чтобы они приобрели первоначальный презентабельный вид. – Давно уже нужно было подновить. Что там Лиля, не очень ругалась?
– Да нет, не ругалась, – ответила я и, решив использовать момент, постаралась перевести разговор на интересующую меня тему: – На нас не ругалась, но вот на ту девушку, Оксану… ту, что до меня здесь работала… Что-то она на нее как будто сердита.
Наталья усмехнулась и ответила:
– Неудивительно. Они вообще не очень ладили. Оксана-то девочка живая была, бойкая. А мужикам такие нравятся, сама знаешь. Ну и она тоже… случаев не упускала. А у нас тут монтировщики, сама, наверное, видела – ребята молодые, неженатые. Ну и там… видимо, что-то произошло у них. Не знаю. Я не вникала особенно. Просто Лиля, когда без мужа осталась, начала себе искать… кого-нибудь. В реквизиторской у нее постоянно собиралась компания. Да и сейчас собирается. Вообще монтировщики у нас самый активный контингент, – сказала Наталья, многозначительно взглянув на меня. – Вон за Аленкой один ухлестывает, да и к Оле тоже ходит. Так что ты имей в виду.
– Что вы, Наталья Викторовна, – вовремя вспомнила я о своем амплуа безутешной вдовы. – Мне сейчас не до того.
– Ну, как знаешь. Впрочем, конечно, у тебя ведь муж умер. Жалко, наверное. А вот у Лили не умер, а просто так ушел, ей горевать было особенно не о чем. Наоборот, видимо, хотелось поскорее все забыть, как-то по-другому жизнь свою устроить. Ну вот. А Оксанка, не знаю, то ли из вредности, то ли просто из озорства стала ей мешать. Чуть только Лиля на кого глаз положит, так она тут же сама начинает с ним заигрывать. Ну а Лиле с Оксанкой тягаться, конечно, не приходилось. Та и годами младше, и вообще… Ну вот. Та как заметила, что Оксанка специально вредничает, так и невзлюбила ее. Так что ты от нее хороших отзывов об Оксане не жди.
Тут я хотела было спросить, что сама Наталья думает об Оксане, но побоялась, что, проявляя слишком активный интерес к личности потерпевшей, могу нарушить свое инкогнито, и спрашивать не стала. Думаю, мне еще представится возможность выяснить этот вопрос так, чтобы Наталья ничего не заподозрила, а сейчас правильнее будет прекратить расспросы.