Благие намерения. Мой убийца - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Халл cтр.№ 28

Некоторые детали в рассказе Макферсона вызывали сомнение. Прежде всего, у него была возможность, хотя и в краткий промежуток времени. Макферсон на удивление подробно описал расположение табакерки и пузырька, которые его нисколько не касались. Он назвал табакерку тяжелой. Затем, когда Каргейт обвинил его в краже марки, он слишком охотно согласился на обыск; он знал, где должна находиться сент-винсентская марка, и аккуратно постарался не облизывать саму марку. Конечно, последнему факту не стоит придавать особого значения – все облизывают только наклейку. Однако факт остается фактом.

Далее, Макферсон собирался купить коллекцию Каргейта. Фенби вполне мог представить, что если она полна подделок, следы которых ведут к Макферсону – а отследить судьбу отдельных экземпляров, как понимал Фенби, хоть и очень непросто, но, как правило, возможно в случае дорогих и редких марок, – то для Макферсона жизненно важно завладеть коллекцией. И наконец, припомнил Фенби, Макферсон, похоже, знал, что в золотой коробочке содержится табак; откуда?

Да, сбрасывать со счетов Макферсона нельзя. Но хватило бы у него мужества совершить убийство?

В целом Фенби готов был ответить утвердительно. Вспыльчивому, фанатично преданному своему делу Макферсону хватило бы быстроты ума, чтобы составить план, и безжалостности, чтобы его воплотить.

Однако было бы несправедливо обрушиваться только на Макферсона. Если подозрительно, что он с готовностью согласился на обыск, то нужно признать: еще подозрительнее, что Йокельтон наотрез отказался. Макферсон хотел защитить филателию или себя самого, викарий столь же страстно желал защитить деревню, духовные и телесные запросы ее жителей. Более того, здесь возникает та же альтернатива. Если предположить, что викарий действительно пытался похитить изумруд? Если предположить, что он передал слова Каргейта таким образом, чтобы представить, будто Каргейт хотел подсунуть ему камень, а на деле тот лишь пытался вернуть изумруд, не раздувая скандал? По словам Йокельтона, всем известно, что он последний, кто пойдет на такое преступление, и поэтому он невозмутимо готов выслушать подобные обвинения… но если предположить, что все не так? Человек его положения просто не вправе допустить никаких подозрений!..

И у викария была возможность; он тоже на удивление подробно описывал положение табакерки и пузырька с ядом. Например, пузырек, несомненно, стоял на столе, когда викарий пришел, и, так же несомненно, был на подоконнике, когда уходил; более того, именно в это время он и был перемещен, поскольку Каргейт, вернувшись в 11.38, обратил внимание на местоположение пузырька и расстроился.

Фенби взял листок «Дальнейшие вопросы» и записал: «4. Когда же пузырек переставили со стола на подоконник – и кто?»

Формулируя запись, инспектор как будто видел перед собой лицо викария, его лысину и голубые глаза. Несомненно, это человек сильного характера и острого ума, готовый стать мучеником ради цели, которую сочтет благой. Кроме того, от внимания Фенби не ускользнуло: совесть Йокельтона что-то гложет. Он словно радовался смерти Каргейта, но и стыдился своей радости. «Не понять мне святош, – отметил про себя Фенби. – Они очень часто путают благую цель и благие поступки… или это касается только иезуитов и им подобных?»

Немного подумав, Фенби признал, что, когда доходит дело до вопросов теологии, он совершенный невежда. «Впрочем, – сказал он сам себе, – в борьбе с противником они могут быть беспощадными. Хотя надо признать: из того, что мне о нем известно, соверши Йокельтон такое, он немедленно признался бы – внешне каясь, но гордый внутри. Он из того же материала, из которого делаются мученики. А вот мисс Нокс Форстер вполне может радостно убить кого-нибудь, по пути от пишущей машинки к вазе с розами, однако признаваться не будет. Постарается все скрыть самым тщательным образом. И все же не знаю. Эти высокие нескладные женщины того и гляди споткнутся – и в буквальном смысле, и в переносном».

Если выбирать среди обитателей усадьбы, это или Рейкс, или она. Рейкс – единственный, кто выразил какое-то сожаление по поводу смерти Каргейта. Правда, сожаление получилось весьма парадоксальное. Возможно, следует подумать, искренним ли оно было. Мог ли Рейкс в самом деле с такой галантной учтивостью принять объявленное увольнение? Пожилому, судя по внешности, человеку наверняка непросто менять место работы. По его словам, ему и раньше доводилось получать уведомление об увольнении, и он прекрасно знал, как умеет Каргейт обвинять людей в воровстве. Допустим все же, какие-то ценные вещи в прошлом и вправду были похищены, и именно Рейксом, а Каргейт прощал его; и наконец двенадцатого июля Рейкс сорвался, не воспользовавшись последним шансом? Тогда его могли уволить без всяких рекомендаций, а то и посадить в тюрьму. Вдруг именно в связи с этим Каргейт хотел увидеть Лея в пятницу тринадцатого июля? А может, в связи с Макферсоном? Увы, гадать бесполезно – ответить мог бы только Каргейт.

И все же поведение Рейкса теперь предстало в другом свете. Он очутился на грани увольнения и подозревал, что может либо вылететь на улицу без рекомендаций, либо угодить за решетку. Если Каргейт умрет, Рейкс хотя бы сохранит свою репутацию. Он мог даже рассчитывать, что хоть что-нибудь получит по завещанию Каргейта. Людей часто вознаграждают за долгую службу; лишь двоим – мисс Нокс Форстер и Лею – было известно о странном содержании завещания Каргейта.

Фенби уже знал: Каргейт распорядился потратить нажитое им состояние на что-то совершенно бесполезное; в качестве примера он назвал подземные переходы, потому что, как он выразился, «никто ими не пользуется, а значит, они никому не приносят пользы, кроме людей, которым приходится там убирать».

Фенби буквально увидел, как мисс Нокс Форстер озадаченно качает головой и говорит: «Это выше моего понимания»; она, видимо, считала, что деньги Каргейта впервые принесут пользу.

На мгновение Фенби пришла дикая мысль. А точно ли Каргейт не совершил самоубийство, просто чтобы доставить всем проблем? Вполне возможно, что человек, придерживающийся странных экономических теорий, мог так поступить, особенно если думал, что его сердце гораздо хуже, чем было на самом деле, или если страдал от приступа депрессии, понимая, насколько непопулярен.

И действительно, чем дольше думал Фенби, тем труднее было отбросить такую гротескную возможность. Никто другой не смог бы так просто добавить кристаллы в табак, никто другой не смог бы с мрачным юмором выбрать такое место и время, чтобы подозрение упало сразу на нескольких человек. Впрочем, если Каргейт стремился досадить, тогда не может быть речи о депрессии или страхе сердечного приступа, поскольку ему было бы не до шуток, и никаких мотивов самоубийства не остается.

Кроме того, признал Фенби, даже Каргейт не счел бы свою смерть ироничной шуткой. С одной стороны, он уже не мог бы ей порадоваться, а с другой, он поставил бы себя на одну доску с осиным гнездом – а уж этого Каргейт не допустил бы ни за что. Нет, данную версию можно со спокойной душой отбросить.

Все эти рассуждения увели инспектора далеко от сути, и он вернулся к имеющимся деталям. Фенби посмотрел, сколько времени было у Макферсона, Йокельтона, мисс Нокс Форстер и Рейкса, чтобы взять кристаллы из пузырька и смешать с табаком. Слово «кристаллы» немедленно всколыхнуло мысль, которая таилась все это время на задворках памяти и которую инспектор не додумал до конца. Сами кристаллы слишком крупные, чтобы смешивать их с табаком. Их требовалось так или иначе раздробить или растереть – чтобы они, во-первых, были не так заметны, а во-вторых, чтобы они быстрее впитались в слизистую.