Я повернула кисть в заученном до автоматизма жесте, но слова произнесла немного другие. Словом можно убить. Ошибается тот, кто думает по-другому. Ворон каркнул, расправил крылья, попытался взлететь, и упал.
Я прыгнула.
* * *
Вейр, закрыв глаза, оперся головой о стену. Ужас, неверие, обида, злость и отчаяние Зори захлестнули его с головой. Эмоции столь сильные, что он потерял самообладание. Это не Зорю колотило, это его трясло. От страха. За неё. На миг показалось, что она колеблется, и он чуть не умер на месте. Он вынужден был рискнуть, выбора не было, но кто же знал, что этот выбор будет так тяжёл! Ольга уже пустила в ход дымку смерти. Он выпил противоядие, и Северу дал, но веде никто не предлагал… Всё зависело от её решения. И, слава Жрице, она сделала верный выбор! Он в ней не сомневался, но кто же знает, что решит человек, когда на кону его жизнь? Если бы она выбрала Лоринию, им бы с Ольгой пришлось провести ритуал переселения. Иначе умер бы и он. Уже готовы и ждут своего часа свечи, круг, пузырьки с кровью и артефакты. И камень Душ.
Но не он, Вейр.
Закрыв глаза, представил себе картину. Заострившиеся черты лица, закрытые навек светло-карие глаза и роскошные черные локоны, вмиг ставшие тусклыми и безжизненными… Стало так хреново, хоть вой. Та, которую он считал выдумкой, вошла в его жизнь легким шагом, улыбаясь, как в детстве улыбалась мать, лишив покоя и сна, разрушив его нехитрую жизнь без обязанностей, ответственности и страха. За кого-то, кто дорог. Пятая стихия, в которую он не верил, кого считал мёртвой богиней… Нет, это сильнее его. Жрица не простит.
Лепетать и оправдываться он не станет.
Вейр вскинул руку и активировал кольцо, которое привратник принял за обычный Знак. Слава запасливым и предусмотрительным вампирам! Жизни веды магия не угрожала, Ольга поставила мощную защиту, невидимую для Верховной, которую не пробил бы и Круг, но обычный нож или яд мог окончить дни Зори здесь и сейчас.
Громыхнул гром, преграда разлетелась в прах, балахоны остались недвижимы. После дымки смерти теперь их можно использовать вместо пугал, пока не истлеют. Преграда защищала ведьму, но одновременно и не позволяла ей увидеть, что охрана давно мертва. Вейр рванул сквозь клубы пыли к веде, но Зоря управилась сама. Лориния, выросшая в тепличных условиях среди матушек и нянюшек, не имела ни единого шанса в кровавой беспощадной драке без правил. Сидя верхом на поверженной ведьме, Зоря, намотав рыжие пряди на руку, со всей силы методично лупила головой Верховной о дубовый пол, словно вколачивала здоровенный гвоздь. Рядом валялся труп хранителя и сломанное кресло. Мелькнула серая тень, на полу вместо ворона осталось одно чёрное перо. Север облизнулся, окинув взглядом комнату, подошёл к хозяйке, увлечённой забиванием рыжей головы в пол, и внимательно стал наблюдать за процессом, кивая головой в такт ударам.
Вейр еле оторвал Зорю от жертвы, давно потерявшей сознание. Веда брыкалась, кусалась и царапалась, вырываясь снова и снова. От эпитетов, которыми она награждала Верховную, покраснели бы со стыда и холмовики, которым нет равных в искусстве поминания детородных органов и всего, что с ними связано. Зоря с размаха затылком заехала ему по лбу и вырвалась. Потемнело в глазах, но, несмотря на адскую боль, он успел цапнуть её за ворот шёлковой блузы, послышался треск, в руках осталась блестящая тряпочка. Отшвырнув кусок ткани, он кинулся, схватил, крепко обнял, пытаясь обездвижить. Легче с дикой кошкой справиться, чем с разъярённой девчонкой, которая с детства знала, что такое, когда на тебя нападает стая обнаглевших и чувствующих безнаказанность деревенских мальчишек. Зоря прошипела нечто нечленораздельное и неласковое, он крепче обхватил её руками. И яростно впился в губы, которые снились каждую ночь.
* * *
Когда я пришла в себя, розы бы обзавидовались моим пунцовым щекам. От души отвесив пощёчину, отпихнула нахала и, кое-как запахнув то, что осталось от шёлковой блузы, тяжело дыша, еле выговорила:
– Ты что творишь, змей колдунский?
Он сделал шаг назад, потёр щеку и скорчил такую физиономию, словно отведал прокисшего вина:
– Иначе тебя было не остановить. Смотри.
Я посмотрела. И замерла, не в силах отвести взгляд. Лёгкая серая дымка лианами обвила тело ведьмы, лежащей без чувств. Щупальца множились, разрастались, заползали в уши, глаза и рот Верховной. Она походила на труп, который с бешеной скоростью пожирали огромные черви. От жуткого зрелища у меня зашевелились волосы. Лориния простонала, попыталась встать, упала без сил и замерла. Вой тысяч разъярённых глоток заморозил тело льдом и холодом смерти. И стих.
Всё было кончено.
– Почему? – еле выдавила я.
Вейр брезгливо посмотрел на древнюю старуху, лежащую у его ног.
– Ни Тьме, ни Свету предатели не нужны.
Тело зашевелилось, мелко затряслось и опало, как сдувшийся шар, оставив на полу лишь очертания того, что было когда-то Верховной ведой. Ну, и изумрудный плащ. С капюшоном.
На дрожащих ногах я двинулась к выходу. Обогнув неподвижных охранников, подошла к Ольге, прижавшейся к стене у выхода. На полу кучкой лежало несколько тел, густая кровь заливала сосновый пол и стены. Вампирша полоснула чем-то, похожим на длинную плоскую сияющую спицу, охранника, выскочившего в проем и размахнувшегося дубиной, и добавила ногой, отчего тот впечатался в стену и упал плашмя, перегородив проход другому, который оказался умнее и просто метал ножи из-за угла. Отбив спицей нож, другой рукой она метнула что-то в коридор, отступила, полезла в карман и достала коробочку. Щелчок крышки, и на ладони вампирши появилась крохотная пилюля. Проем озарило фиолетовое пламя, послышались дикие вопли, ножи больше не летали.
– Пей, – разноцветные глаза прищурились.
– Что это? – взяв пилюлю, машинально спросила я.
– Противоядие, – ответила она спокойно, словно сообщала, что это присыпка от опрелостей. – Я пустила дымку смерти, ты вдохнула остаточный газ, – и она отвернулась, чтобы встретить очередной балахон, показавшийся в конце коридора.
У меня не осталось сил. На злость. На обиду. На гнев. На вопросы. И на ответы. Я сунула пилюлю в рот и побрела к выходу. Потом. Всё потом. Когда просплю тысячу лет.
Я шла по коридору, словно в тумане, видя перед собой только обтянутую коричневой кожей спину Вейра. Я слышала топот, отдалённые взрывы, звуки падающих тел, крики и стоны раненных, звон клинков и рычание Севера. Вокруг меня клубилась сила. Не щит, но меч. Меня оберегала Тьма. Мечом и магией. Переступив через дымящийся труп, я наткнулась на раненного охранника, придерживающего руками дымящиеся окровавленные кишки, похожие на сырые серо-синие колбасы. Я должна лечить. Я веда. Я знала, что, если мы прорвёмся, свидетелей Ольга и Вейр не оставят. И побрела дальше, едва не застонав от мучительной боли, полоснувшей сердце.
Свернув в узкий коридорчик, толкнула первую попавшуюся дверь, вывалилась на улицу и без сил сползла по стене, усевшись прямо на землю. Оперлась головой о стену и закрыла глаза. Я убила. Впервые в жизни. Веды не убивают, но я уже не знала, кто я. Да, убила Лоринию не своей рукой, но такой конец можно было предвидеть, и не след оправдывать чёрное дело незнанием. Мне не оставили выбора. Пострадала бы Лида, Север, Вейр. Тот самый выбор, о котором говорила Лориния. Как там? «Я вынуждена принимать решения, которые так или иначе идут нам на пользу, но при этом калечат судьбы других. Я знала, на что иду». Теперь я на собственной шкуре почувствовала, каков он, этот выбор, но ни вины, ни тошноты, ничего похожего на байки бывалых в корчме Золтана о первой крови, я не испытывала. Навалилась страшная усталость, словно на плечах пару вёрст тащила Мир. Умерев, светлая могла стать Берегиней. Я свой шанс похоронила собственными руками. Спустя века послышался шорох, толчок локтем вернул меня в реальный мир. Пахнуло дымом. Приоткрыв глаз, я разглядела, что рукав кожаной колдунской куртки сожжён у запястья и изрезан. Вейр, усевшись рядом, молчал. Молчала и Ольга, примостившись с другой стороны. Правая щека, светлые растрёпанные пряди и губы в крови. Чужой.