На что способны блондинки - читать онлайн книгу. Автор: Николас Фрилинг cтр.№ 9

Cтраница 9

Более разговорчивая, более многословная, более литературный язык. Яркая личность; ближе всех к отцу.

Наибольшая близость с отцом? Что за туманные речи?

Что значит «физиологический крест»?

Что за «решающий довод»? Похоже, она невротичка.

Как бы там ни было, его это доконало, в глазах уже рябило. Он громко зевнул.

— Тяжелый был день, муженек? — взглянула на него Арлетт.

— Мне нужно что-нибудь чрезвычайно глупое, фривольное и бездумное.

— Включи телевизор.

— В это время ночи ковбойских фильмов не показывают, — печально заметил Ван дер Вальк.

Ему совсем не хотелось в такой чудесный день сидеть в душном кабинете. Но пришлось: когда совершалось убийство, расследование занимало все время, все остальное отходило в сторону. Он не раз отмечал, что убийцы почему-то выбирают необычайно хорошую погоду или — что случается чаще — необычайно плохую. Сентябрь стоял великолепный, солнце почти не припекало: он открыл все окна настежь и решил по-доброму отнестись к мадам Мартинес, которая на этот раз оставила шубу дома и явно привела себя в порядок.

— Как вы себя чувствуете?

— Немного в ступоре. Все еще не могу поверить. Но я спокойна. Способна рассуждать здраво.

— Думаете о будущем?

— Полагаю, у меня нет другого выхода.

— Пойдете работать?

— Это не проблема. Я квалифицированный секретарь. Я должна работать, потому что у меня нет ни пенни. Работа пойдет мне на пользу. Не могу же я сидеть и вздыхать в подушку. Бедный Вадер мертв. Но я знала, что этот день придет. — Ее голос дрогнул. — Понимаете, я должна как-то реагировать.

— Его убили.

— Я пытаюсь… пыталась… как вы сказали?., мыслить рационально. О, это звучит ужасно. Всю ночь… Но что я могу сделать? Ему все равно. Может быть, так даже лучше. Он бы не вынес долгой мучительной болезни… беспомощности. Он сам бы свел себя в могилу; вероятно, и страдал бы сильнее. Я кажусь вам отвратительной? Бесчувственной?

— Нет.

— В больнице сказали, что он не почувствовал боли. Наверное, они всем так говорят. Но вряд ли это долго продолжалось.

— Вы правы. Возможно, он даже не понял, что его зарезали. Зарезали, — повторил он. — Не люблю это слово. Звучит слишком мелодраматично. Отчасти моя работа и заключается в устранении дешевой мелодрамы. Вы говорите разумные вещи, но ни вы, ни я не можем обойти этот факт, верно? Его зарезали. Закололи. Проткнули. И вы понятия не имеете, каким образом?

— Откуда я могу знать? Все кажется таким невероятным.

— Я отношусь к вам как к беспристрастному человеку, мадам, поскольку вы доказали мне свою беспристрастность. У него было несколько жен. Он женился на вас, будучи уже старым, а вы были молодой женщиной. Он обладал неотразимым очарованием и, если позволите, жизнеспособностью. Я не хочу причинять вам боль.

— Я догадываюсь, к чему вы клоните.

— Очень хорошо; у него появилась новая девушка?

— Нет. — Без колебания. — Дело не в том, что он не мог. Нет, вы не причиняете мне боль. Я сама думала об этом. Одно время я этого боялась. Я же не дура. Но я бы знала.

— Я не хочу вынуждать вас вдаваться в подробности вашей семейной жизни.

— Я бы тоже этого не хотела, если только вы не вынудите меня. Как бы вам объяснить? Я молода, да, но за эти годы… я многому научилась. Могу я остановиться на этом?

Она сидела с достоинством, скрестив великолепные ноги, аккуратно расправив юбку. Красивая женщина. Нос немного длинноват, черты лица тяжеловаты, натуральные светлые волосы немного жестковаты — в этом виноват дешевый парикмахер. Хорошая фигура. Решительная, здравомыслящая женщина.

— Я ничего о нем не знаю, — сказал Ван дер Вальк. — А узнать должен. Он был ревнив?

— Я должна объяснить. Ревность… такое грубое слово. Он был гордым, внимательным, чувствительным. Он заботился обо мне. Он старался, чтобы я не скучала, чтобы мне было чем заняться. Давайте раз и навсегда расставим точки над «i»: у меня не было — и нет — любовника. Он был педантичным, щедрым… и страстным, если хотите знать. И очень справедливым. Вы видели, как мы бедны сейчас. Так вот, у меня есть несколько украшений, подаренных в лучшие времена, — ничего особенного, но хорошее кольцо, брошь, серьги. Я предложила продать их, чтобы мы смогли пережить тяжелые дни. Он отказался.

— Это говорит о гордости.

— Конечно, а еще о том, что он заслужил мою верность и честность.

Она произнесла эти слова с теплотой в голосе. Неплохой ответ, подумал Ван дер Вальк.

— Теперь вы их продадите?

— Придется: надо же как-то платить за похороны.

— Вы сообщили его дочерям?

— Я послала им телеграммы, но вряд ли они приедут.

— Я прочитал всего несколько писем, но у меня сложилось впечатление, что они привязаны к нему.

— Не мне судить, комиссар. Все они замужем, у двух есть маленькие дети. Им будет сложно приехать.

Сам Ван дер Вальк, как и всякий голландец, имел сильно развитое «чувство семьи» и ожидал того же от Мартинесов, поэтому ее слова немного ошарашили. Он считал, что хоть кто-нибудь из дочерей мог бы приехать. Отца убили! Особенно младшая, Стаси, которая, судя по всему, была ему ближе остальных. Они все живут на одной улице — одна из сестер могла бы пару дней присмотреть за ее детьми. Хотя это не имеет отношения к его работе.

— Итак, мадам, вы не знаете никого, кому могла быть выгодна его смерть.

— Вы правы. — Самым теплым тоном.