— Кто это здесь? — спросил он одними губами. — Дух Канта явился раньше времени?
— Нет, нет, — озабоченно ответил хозяин. — Тут что-то другое.
И поспешно поднялся.
— Он грядёт, — продолжала Антипия. — Я слышу шаги. Я вижу тени. Голоса! Сейчас грянут голоса!..
В полной тишине прошла секунда, другая…
— Ну, доброго всем вечера, — грянуло в дверях так, что Василий Васильевич вздрогнул. — А я думаю, чего это нас никто не встречает?! А в тюряге ужин по расписанию!..
Два мужика, поразительно похожие друг на друга, в абсолютно одинаковых костюмах и галстуках, ввалились в столовую, где моментально стало тесно и нечем дышать.
— А где хозяин-то?
— Приветствую! — Виктор Захарович пошёл им навстречу, вид у него был растерянный. — Как раз к столу.
— Постоловаться мы всегда рады, — прохрюкал один из мужиков.
Они и впрямь были похожи на свиней — откормленные, гладкие, слегка щетинистые. Выразительные пятачки и закрученные хвосты.
— Добро пожаловать, Александр Фёдорович!
— Да ладно тебе, отец, — окончательно развеселился свин. — Очки протри! Фёдорыч — это он, а я Николаевич!.. Иван Николаич я!
— Проходите, мы гостям всегда рады!..
— Да какие же мы гости, отец! Мы, считай, уже хозяева, а?! — И свины вновь радостно захрюкали.
Меркурьев принялся хлебать лапшу. Она была огненная, золотистая, из прозрачного бульона в звёздочках навара выглядывала бодрая утиная нога.
Его решительно уж точно, уж никак не могло касаться происходящее, но любопытство, отчего-то смешанное с беспокойством, разбирало. Против воли он то и дело оглядывался на высокие двери, за которые Виктор Захарович увлёк вновь прибывших. Оттуда раздавались непривычно громкие голоса — куда там китайцам!..
— …Поужинаем, пока всё горячее, а завтра за дела.
— …Нам рассиживаться некогда, отец, чего тянуть, когда дело, считай, сделано!.. Да не дрейфь, Захарыч, держи хвост пистолетом! Мы тебя не обидим!
— Нет, нет, поужинаем сначала.
— Да чё ты заладил-то? Мы уже в приличном месте поужинали!..
— Пришла беда, — сказала, принимая у Меркурьева тарелку, Нинель Фёдоровна. Лицо у неё потемнело, постарело. — Я всё не верила…
— Что такое?
— Продаёт дом наш Виктор Захарович, — выговорила домоправительница и вся перекосилась. Видно, сдерживаться ей было нелегко. — Совсем продаёт, окончательно.
— Зачем?
Глаза у Нинели налились слезами, и одна всё же пролилась, капнула в тарелку.
— Не справляется, — с сердцем сказала она. — Никак не справляется. Говорит, стар стал, сил нет. Мы все ему помогаем, как можем, а он… Видите? Продаёт. И кому! Этим!..
В тарелку капнула ещё одна слеза.
Меркурьев молчал, не зная, что сказать.
— Вы меня извините, — спохватилась Нинель Фёдоровна. — Что-то я… раскисла. Вы тут ни при чём, вы отдыхать приехали!.. Сейчас горячее подам.
Василий Васильевич проводил её глазами.
Вот тебе на!.. Похожий на английского помещика хозяин продаёт такой славный, так хорошо устроенный дом на взморье! А Василий Васильевич уже надумал, как через год приедет вновь — в таком же дождливом ноябре, и встретится с домом и с хозяином, как со старыми знакомыми!..
Нельзя ни на что рассчитывать всерьёз, когда-то учила его бабушка. Ко всем своим планам и мечтаниям нужно прибавлять — как бог даст.
Не даст, и ничего не будет.
— Случится страшное, — возвестила Антипия. — Очень скоро.
— Да бросьте вы дурака валять, — сказал Стас с досадой.
— И так аппетит испортили, — поддержала его Софья. — А кухня тут почти как в Москве!.. Вызовите лучше дух этого вашего и спросите, когда их чёрт унесёт! Так орут, аж голова заболела.
— Канта, — подсказал Стас.
— Да хоть кого! — возмутилась Софья. — Лишь бы эти убрались.
— А я и не знала, что дом продаётся, — сказала Кристина. — Мне Виктор Захарович ничего не говорил.
— Да мы-то все тут при чём? — удивился Стас. — Мы приехали и уехали, какое наше дело?!
Он прошагал к буфету, нажал кнопку на кофемашине, которая сразу ожила, замигала, заворчала, настраиваясь на работу.
— Мы спросим, — пообещала вещунья так же громко. — Мы спросим, что нас ждёт. И может быть, нам расскажут…
По комнате поплыл острый и свежий запах кофе.
Василий Васильевич расправился с печенью по-берлински, подумал и попросил ещё малиновый мильфёй.
Не может быть ничего лучше холодного малинового торта с горячим кофе. Особенно вечером в ноябре, когда на улице идет дождь.
Но почему-то мысль про дождь, ноябрь и кофе показалась ему не такой радужной, как всего час назад.
Собственно, за этот час ничего не изменилось!.. До того, как Виктор Захарович продаст дом, Меркурьев успеет десять раз уехать в Бухару.
Тогда в чём дело?…
Громкие голоса заговорили ещё громче, и нужно было делать над собой усилие, чтобы не слушать каждое слово.
— Пойдёмте в гостиную, — предложила Софья и поднялась. — Если все поужинали. Так невозможно!..
Меркурьев в гостиную не пошёл.
Он забрал свой мильфёй и кофе, тёмным коридором вышел к чугунной лестнице и устроился в кресле возле круглого столика с книгой, так и лежавшей страницами вниз.
Здесь было тихо, темно и пахло дождём, цветами и немного углем, должно быть, из пасти камина.
Василий Васильевич сделал глоток, зажмурился и откинулся на спинку кресла.
Если бы у него был такой дом, он ни за что бы его не продал. Так и жил бы здесь постоянно. Нет, постоянно не выйдет, на такой дом нужно зарабатывать. Он зарабатывал бы, а дом его ждал. А потом он приезжал бы и жил.
— Да ладно тебе, — сказали в темноте, очень близко. Меркурьев сел прямо и оглянулся. — Всё уже готово.
— Готово, не готово, — раздражённо отозвался второй голос. — А если всё пойдёт не так?!
— Что тут может не так пойти?!
— Да что угодно. Вдруг старик не справится?… А если он упустит?
— Ничего он не упустит.
Голосов Меркурьев не узнавал. Впрочем, он был уверен, что говорят жизнерадостные покупатели дома. Только… где они?… За поворотом коридора? Или забрались в камин?!
— Давай, давай, — поторопил один из говоривших. — Времени мало!
Василий Васильевич вспомнил разговор, который он слышал из своей комнаты. Тогда речь тоже шла о времени, о том, что его мало! Но в тот момент в доме ещё не было ни Александра Фёдоровича, ни Ивана Николаевича!..