Сорок лет среди грабителей и убийц - читать онлайн книгу. Автор: Иван Путилин cтр.№ 34

Послышалось вдруг падение чего-то тяжелого на кровать — это Шишков бросился на полусонного князя. Гребенников, не колеблясь ни минуты, также бросился к кровати, где происходила борьба Шишкова с князем. В первый момент Гурий не встретил сопротивления, его руки скользнули по подушке, и он натолкнулся в темноте на руки князя, которые тот инстинктивно протянул вперед, защищаясь. Еще момент, и Гурий всем телом налег на князя. Тот с усилием высвободил свою руку и потянулся к сонетке, висевшей над изголовьем. Шишков уловил это движение и, хорошо сознавая, что звонок князя может разбудить кухонного мужика, обеими руками схватил князя за горло и изо всей силы повернул его к ногам постели, откуда уже нельзя было достать сонетки.

Князь стал хрипеть. Шишков из опасения, что эти звуки будут услышаны, схватил попавшуюся ему под руку подушку и ею стал душить князя. Когда тот перестал хрипеть, Шишков с остервенением сорвал с него рубашку и обмотал его горло.

Гребенников, как только услышал, что Гурий бросился вперед, к кровати князя, не теряя времени, поспешил к нему на помощь. Задев в темноте столик и опрокинув стоявшую на нем лампу, он, не зная и не видя ничего, очутился около кровати, на которой происходила борьба, и тоже начал душить князя. Вдруг он почувствовал, что руки его, душившие князя, начинают неметь. Ощутив давящую боль в руках, Гребенников ударил головой в грудь наклонившегося над ним Шишкова, обезумевшего от борьбы.

— Что ты, скотина, делаешь! Пусти мои руки!

Придя в себя от удара и от этих слов, Шишков перестал сдавливать горло князя и вместе с тем и руки Гребенникова. Гребенников высвободил свои руки, а Гурий снова рубашкой перетянул горло князя, не подававшего никаких признаков жизни.

Оба злоумышленника молча стояли около своей жертвы, как бы находясь в нерешительности, с чего им теперь начать. Первым очнулся Шишков.

— Есть у тебя веревка?

Гребенников, пошарив в кармане, ответил отрицательно.

— Оторви шнурок от занавесей да зажги огонь! — распорядился Шишков.

Гурий связал шнурком ноги задушенного князя из боязни, что князь, очнувшись, сможет встать с постели. После этого товарищи принялись за грабеж. Из столика они вынули бумажник, несколько иностранных монет, три револьвера, бритвы в серебряной оправе и золотые часы с цепочкой. Из спальни с ключами, вынутыми из ящика стола, Шишков с Гребенниковым направились в соседнюю комнату и приступили к железному сундуку, но все усилия отпереть его не привели ни к чему. Ни один из ключей не подходил к замку. Тогда они еще раз попробовали оторвать крышку, но все было напрасно.

Со связкой ключей в руке Шишков подошел к письменному столу и начал подбирать ключ к среднему ящику. Гребенников ему светил. Вдруг Гурий прервал свое занятие и прислушался. До него явственно донесся шум от проезжающего экипажа. Гребенников бросился к окну, стараясь разглядеть, что происходит на улице.

— Рядом остановился… Господин… Пошел в соседний дом, — проговорил почему-то шепотом Гребенников.

Вдали послышался шум еще одной пролетки. На лицах Шишкова и Гребенникова отразилось беспокойство.

— Надо уходить… Скоро дворники начнут панель мести, и тогда крышка! — проговорил Гурий, отходя от письменного стола.

Оба были бледны и дрожали, хотя в комнате было тепло. Шишков вышел в переднюю. Взглянув случайно на товарища, он заметил, что на том не было фуражки.

— Ты оставил фуражку там… у постели, — сказал он. — Пойди скорее за ней, а я тебя подожду на лестнице.

Увидя страх, отразившийся на лице Гребенникова, Шишков вернулся, чтобы самому пойти в спальню за фуражкой, но тут его взгляд случайно упал на пуховую шляпу князя, лежавшую на столе в передней. Недолго думая, он нахлобучил ее на голову Гребенникова, и они начали осторожно спускаться по лестнице. Отперев ключом парадную дверь, они очутились на улице и пошли к Невскому.

Проходя мимо часовни у Гостиного двора, они благоговейно сняли шапки и перекрестились широким крестом. Шишков, чтобы утолить мучившую его жажду, напился святой воды из стоявшей чаши, а Гребенников, купив у монаха за гривенник свечку, поставил ее перед образом Спасителя, преклонив перед иконой колени.

Затем они расстались, условившись встретиться вечером в трактире на Знаменской. При прощании Шишков дал Гребенникову золотые часы, несколько золотых иностранных монет и около сорока рублей денег, вынутых им из туго набитого бумажника покойного князя.

* * *

После признания преступников дело пошло обычным порядком. Вскоре состоялся суд. Убийцы были осуждены на каторжные работы, на семнадцать лет каждый.

* * *

Впечатление, произведенное признанием Гребенникова, было громадным. Австрийский посол граф Хотек лично приезжал поблагодарить меня и любезно предложил ходатайствовать для меня перед Его Величеством императором Австрийским награду.

Вечерня отошла. Братия Александро-Невской лавры, помолясь, разбрелась по кельям. Войдя в свою келью, иеромонах Илларион позвал монастырского служителя Якова:

— Вот что, чадо, принеси-ка ты мне дровец да купи табачку, нюхательного, знаешь, «березинского».

— Слушаю, отче! — ответил служитель из бессрочно отпускных рядовых, Яков Петров.

Он сбегал за дровами, принес их в келью Иллариона.

— Прикажете, отче, затопить?

— Нет!.. Оставь, сам после это сделаю. А ты вот насчет нюхательного зелья…

Яков отправился. Но хоть и в монастыре он живет, а не оставляет его лукавый своими искушениями да наваждениями. Любит Яков выпить, ох, как любит! Так случилось и на этот раз. Отправляясь за табаком для иеромонаха Иллариона, повстречал он за оградой лавры своего приятеля, разболтались они и решили зайти в ближайший трактир раздавить сороковочку.

— Мне, слышишь, братец, некогда. За табаком послали меня, долго прохлаждаться не будем.

Но искушение оказалось сильнее. От одной посудины перешли к другой, и время в разговорах прошло незаметно.

Было около восьми часов вечера, когда Яков возвратился с «березинским» нюхательным зельем. Не без робости подошел он к келье отца иеромонаха. Постучал. Никакого ответа. Позвонил. Молчание. «Верно, к кому из братии пошел Илларион», — подумал Яков.

Поздно вечером попытался он вторично вручить Иллариону пачку табаку, но келья по-прежнему была заперта. Настала заутреня. Потянулась лаврская братия в церковь, а иеромонаха Иллариона среди них нет. «Что за чудо? — думает Яков. — Неужто отче иеромонах проспал?»

Настала обедня. Опять среди братии не видит Яков отца Иллариона. «Неладно тут что-то», — решил Яков и, лишь только отошла обедня, подошел к келье Иллариона и стал смотреть в замочную скважину. И почти в ту же секунду тихие, спокойно-величавые коридоры монастыря огласились страшным, полным ужаса криком Якова: «Убили! Убили!» Этот крик, глухо подхваченный эхом монастырских сводов, прокатился по лавре. Из келий повыскакивала встревоженная братия.