Хлопнув ладонью по блестящему металлу, один из охранников дождался, пока в узкое окошко выглянет человек.
– Открывай, Пит, это опять мы…
Щелкнул тяжелый замок, дверь отворилась.
– Постойте, я должен их записать.
Дежурный вооружился авторучкой и открыл толстую замусоленную тетрадь.
– Говори… – сказал он, обращаясь к Джеку.
– Дэвид Карло, – ответил тот.
– Сколько лет?
– Тридцать три.
Какое– то время дежурный делал записи в положенных графах, высовывая от усердия язык. Наконец, справившись, он поднял глаза на Рона.
– Боб Радецкий, сорок шесть лет.
– У-у, старый какой. Это тебе уголек копать придется.
Охранники засмеялись, переглядываясь и подталкивая друг друга. Они были уверены, что новенькие еще не знают об уготованной им участи.
– Проходите!
Пленников провели по коридору и втолкнули в просторное помещение. Здесь было прохладно, пахло лекарствами, стены покрывала белоснежная керамическая плитка, а мебель сверкала полированной нержавейкой.
За металлическим столом сидел врач – в белом халате и шапочке. Он что-то писал, но, услышав звук шагов, поднял глаза на вошедших.
– Так-так, – сказал он. – Новенькие?
– Новенькие, сэр, – подтвердил Джек.
– Хорошо.
Врач отодвинул бумаги и позвал:
– Айвор!
Из смежного помещения выглянул еще один врач, в нем Джек с Роном узнали того, с вертолетной площадки. Теперь на Айворе был чистый халат, видимо, сегодня он еще не работал.
– Проходите сюда, здесь я буду вас обследовать.
Пленники прошли куда велели и оказались в царстве электроники, никелированных трубок, темных экранов и многоколенчатых манипуляторов. В шкафах на полочках стояли ряды чистых пробирок и пузатые склянки с разноцветными жидкостями.
– Присаживайтесь, – сказал доктор Айвор и указал на несколько стоявших у стены металлических стульев.
– Берт, будь добр, убери это, – сказал он вошедшему коллеге.
– А чего они не забрали?
– Говорят, сегодня вертолета не будет…
Берт подхватил за ручки два круглых контейнера. Джек успел прочитать на фирменной этикетке два слова: «…трансплантологический фонд…», и этого хватило, чтобы по его спине побежали мурашки.
– Ну, давайте начнем с вас – Айвор приветливо взглянул на Рона. – Имя, фамилия, возраст…
– Боб Радецкий, сэр, сорок шесть лет.
– Возраст, конечно, немалый, но кое-что, я думаю, еще сгодится, – произнес доктор Айвор, рассматривая
Рона, словно мясник мерина. – Вы, Боб, не болели в детстве свинкой?
– Не помню, сэр.
– Ну-ка встаньте. Подойдите ко мне…
Доктор Айвор стал мять Рону правый бок.
– М-да, печенка у нас не очень хорошая. Пили?
– Бывало, сэр.
– Бывало. – Айвор покачал головой. – Здоровье беречь нужно, нельзя так разбрасываться… А что это за шрам? Похоже на ножевое ранение.
– Подрался по молодости.
– На спине еще один…
– Это меня в другой раз угостили.
Вернулся Берт.
Печень не годится? – спросил он.
– Нет, конечно, посмотри, какие у него под глазами мешки. Ладно, делай анализ крови, мочи словом, все по списку.
Берт взял Рона под свое покровительство и увел в другой конец помещения, а Айвор занялся Джеком.
– Имя, фамилия, возраст…
– Дэвид Карло, тридцать три года.
– Подойдите ко мне, Дэвид.
Джек подошел.
– Что это за шрамы на груди… повернитесь. И на спине. На ножевые ранения, как у вашего приятеля, не похоже, для пулевых они слишком безобразные.
– Спереди шрапнель, сэр, сзади – осколок.
– Вот как! Воевали?
– Недолго, сэр.
– Понятно…
Доктор Айвор принялся ощупывать печень Джека, и она ему понравилась. Потом он оттянул пациенту веки, сказал «ага» и попросил показать язык.
– Понятно… Берт, забирай второго! Первое впечатление – хорошее. Да, и посмотри на его шрамы, тут и шрапнель, и осколки…
– Правда, что ли? – не поверил Берт.
– Да, я не шучу.
Обследование продлилось довольно долго – не менее полутора часов. Напарники сдавали на анализ кровь, мочу и слюну, их просвечивали рентгеном, заставляли дуть в какие-то трубки, надевали на головы шлемы с проводами и просили спеть, потом оклеивали датчиками и приказывали приседать.
Когда все закончилось, утомленным пациентам зачитали вердикт – у Джека все было хорошо, за исключением поврежденного осколками правого легкого, у Рона дела были неважные.
– Что, доктор, совсем никакого просвета? – спросил он.
– Не совсем, у вас поразительно высокий тонус мышц правой руки, соответственно сухожилия тоже весьма прочны, на такие всегда хороший спрос.
– На что спрос?
– Э-э… я хотел сказать, что хорошие сухожилия сейчас большая редкость.
70
Джека и Рона вернули в третий корпус. Возвратившись после пережитого в санчасти, напарники облегченно вздохнули и почувствовали себя дома. Бросившиеся к ним было обитатели корпуса, увидев, что это не новенькие, угрюмо побрели обратно – ложиться на нары, чтобы смотреть в потолок и тосковать.
Услышав про свои сухожилия много хороших слов, Рон теперь другими глазами смотрел на двух одноруких узников. Поначалу он полагал, что это просто калеки – мало ли как случается в жизни? – но теперь и себя легко представлял в таком виде.
Гастон выглянул из своего «кабинета» и махнул им рукой. Напарники проследовали мимо притихших обитателей корпуса и вошли за загородку.
– Ну как? – спросил Гастон.
– Паршиво, – ответил Джек, садясь на стул. – Я им понравился, за исключением продырявленного осколком легкого.
– Хорошо, значит, начнут с почек.
– А чего же хорошего?
– Доноры почек – местные долгожители, иные до полугода живут, пока кому вторая понадобится или там печень с сердцем.
– А если орган никому не нужен? Скажем, запросили печень, а сердце или легкое куда девать?
– Все идет в дело. Если печень запросили, значит, она пойдет по повышенной цене – кому-то приспичило. Другие органы продадут подешевле, их берут начальники госпиталей и частных лечебниц, хороший врач всегда держит что-то про запас. Ценовая скидка определяется известным риском, у тебя в холодильнике может лежать печень, а клиенты, как назло, будут поступать с обгоревшими легкими. В коммерции всегда так: