– Как вам удалось?
– Помогли наблюдательность и зоркость глаза. Иду я по улице и смотрю – один из моих подопечных курит сигарету с золотым ободком. Подошла к нему, незаметно взяла за шкирятник, вытащила сигаретку, сказала, что курить вредно. А потом уж дело техники. Вчера они украли со склада, а сегодня я уже доложила о том, кто участвовал в краже, где хранится похищенное…
– Посадили тех пацанов?
– Это уж как водится. Но не все они на скользкой дорожке остались – один из тех пацанов сейчас в налоговой службе трудится, а другой так и вовсе депутатом стал.
Евдокимов, поняв, что разговор уходит в никому не нужные воспоминания, поинтересовался:
– Как там Горохов?
– Горохов сейчас находится в Москве. Приказ об отстранении вас от дела отменен, так что можете приступать.
– А если он вернется?
– Там видно будет, – ответил полковник Мурашкин. – Вообще Борису Кузьмичу хотят влепить служебное несоответствие. Полное или неполное, но на своем месте он не останется. Тем более что по телеканалам проходят разные сюжеты. В одном депутат говорит о беспределе полковника Горохова, в другом показали его секретаршу, которая рассказала, какой товарищ полковник замечательный начальник, какой он добрый и заботливый. А на прямой вопрос, какие у нее отношения с замечательным начальником, девушка ответила, что это их с Гороховым личное дело и никто больше не смеет туда влезать.
– Туда – это куда? – не понял Евдокимов.
– В их личные дела, – объяснил Мурашкин и засмеялся.
После этого разговор стал уже серьезным. Иван Васильевич доложил, что у него есть непроверенная пока информация, но из очень надежных источников, что организаторы последних громких убийств должны на днях собраться в одном тихом месте. Место пока не определено, но оно будет глухим и труднодоступным. Организаторы будут вооружены, охранять их будут такие же вооруженные отморозки. Так что потребуется помощь спецназа и вертолеты.
– Так в чем же дело! – произнес полковник юстиции Иванов. – Все в ваших руках, командуйте. Только одна просьба к вам: сами туда не лезьте.
– Я его не пущу! – вмешалась в разговор Рита. – Не забывайте, пожалуйста: официально Ваня, то есть Иван Васильевич, находится на больничном.
Московские полковники помогли Евдокимову подняться на его пятый этаж и даже заглянули в квартиру.
– Да-а, – вздохнул Мурашкин, – а я уж и забыл, что такие существуют. Как будто в свое детство заглянул. Так же тесно, старая мебель, тюлевые занавески и тополя за окном.
Полковники ушли. Нина Сергеевна с Ритой занялись приготовлением обеда. А Евдокимов набрал номер Бережной.
– Что от меня требуется? – спросил он.
– Вообще нужно, чтобы ты был постоянно на связи, чтобы люди твои были на связи и вертолеты тоже. Нужно, чтобы в назначенное время…
– Это ты уже говорила. А сейчас мои действия какие?
– Я хочу получить всю возможную информацию по убийству Рогожкина. Я не верю, что ушлого бандита смог завалить какой-то тренер по фитнесу. Хочу узнать, кто за ним стоял, кто ему дал оружие, кто его накачал чем-то так, что парень легко пошел на убийство. Легче было найти специалистов, заплатить, а самому не подставляться. Дилетант не может вот так просто застрелить кого бы то ни было.
– Но он сознался.
– Сознался кому? Тебе или Горохову?
– Я его вычислил и взял, а сознался он Горохову – так и было.
– Тогда рассказывай с подробностями.
Иван Васильевич начал рассказывать. Смотрел вокруг себя на убогую обстановку материной квартиры, ущербности которой прежде не замечал… Замечал, конечно, но не придавал этому значения, считая, что это не самое главное в жизни. Вспомнил, как морщилась бывшая жена, когда впервые здесь оказалась, как она лишь скользнула взглядом по фотографии отца, висевшей в рамке на старых выгоревших обоях. Потом жена жаловалась, что у нее болит спина от старого дивана. Диван заменили, но она все равно морщилась и скандалила. Нина Сергеевна тогда молчала, да и он терпел, вместо того чтобы сразу выяснить отношения, а не ждать, когда жена объявит, что у дочки другой отец.
– Почему этот Качкин не признался тебе? – спросила Бережная.
– Не знаю. Но он плакал, говорил, что его подставили, он ни при чем.
– А Горохову признался?
– Ну да. Возможно, у Бориса Кузьмича другие методы допроса.
Евдокимов посмотрел на фото отца. Молодой капитан в старой милицейской форме улыбался кому-то и щурился.
– Трое нас из дома вышли… – прозвучал на кухне голос Риты.
– Трое лучших на селе, – подхватила Нина Сергеевна.
И потом они уже вдвоем продолжили:
И остались в Перемышле
Двое гнить в чужой земле.
– Погоди, Ваня, – изменившимся голосом спросила Бережная, – а кто это у тебя поет?
– Мама и Рита. Ну, та самая медсестра. Ей поручили следить за мной, чтобы я… чтобы мне хуже не стало… Всякое ведь бывает после ранений… Они там на кухне пельмени делают, кажется.
– Я тебя от души поздравляю. Только почему они вдруг поют такую древнюю песню?
– А ее у меня в доме всегда пели. Мать говорит, что еще помнит те времена, когда по поездам ходили безногие инвалиды с этой песней и еще одну пели: «Я был батальонный разведчик, а он писаришка штабной. Я был за Россию ответчик, а он спал с моею женой». А что тебя вдруг удивило?
– Трое нас из дома вышли… – произнесла Вера. – Странно, что такое совпадение. Странно как-то получается. Ракитин тоже тогда…
– Что тут странного?
– Да вдруг появилась одна мысль. Надо проверить.
Они разговаривали еще долго. Но вот в комнату вошла Нина Сергеевна и скомандовала:
– Хватит болтать! Мыть руки, и за стол!
Пришлось прощаться с Бережной, идти в совмещенный санузел с сидячей ванной, мыть руки и смотреть в зеркало на свое лицо, приятно недоумевая, за что же Рита его любит такого. Иван Васильевич потрогал свои щеки и решил, что неплохо бы побриться. Брился он долго и тщательно, никто его не подгонял, что надо освободить ванную. А когда вышел и заглянул в комнату, то увидел сервированный стол. На кухне было пусто, и это было странно. В холодильнике на дверной полочке охлаждалась бутылка «Столичной». Он достал ее и налил себе рюмочку. Выпил залпом, пальцами достал из банки маринованный огурчик и закусил. Потом выглянул в окно, на знакомый с детства двор. Через двор по тропинке мимо высоких кустов барбариса под ручку шли Нина Сергеевна и Рита. Рита несла пакет с покупками. На пакете всем на обозрение красовалась реклама магазина итальянского белья.
Потом они обе вошли в квартиру. Пока поднимались, Иван Васильевич успел хлопнуть еще рюмашку и закусить огурчиком и кусочком сырокопченой колбаски. Жизнь менялась, и менялась в сторону, на которой Евдокимов и не рассчитывал никогда оказаться. Счастье приближалось.