Теперь он лежал на койке и размышлял.
– Ничего, что я так вот запросто в присутствии начальства ноги вытянул? – поинтересовался он.
– Егорыч, – ответила Вера, – делай, что считаешь нужным.
– Вот я и размышляю. В голову лезет одна штука. Дело в том, что и звук, и свет имеют колебательную природу и распространяются волнами. Наши зрачки дрожат, когда мы смотрим на свет, воспринимая эти колебания, наши веки тоже дрожат… Когда мы спим и видим сны, это подрагивание остается. То есть зрительные образы в сновидениях вызывают ту же реакцию зрачков, что создается созерцанием существующей перед глазами действительности. Однако в мозгу зрительные образы, рожденные сновидениями, проносятся быстрее, чем когда мы глядим на окружающую природу. Но если подключить датчики к нашим зрительным рецепторам, то можно вывести изображения того, что мы видим в жизни, на экран. Такие вещи уже реально существуют, и я принимал участие в их разработках. А теперь представьте, что я создаю декодер, который преобразует скорость колебания зрачков во время сна в привычную в диапазоне нашего обычного зрения! То есть мы спим как обычно, но, подключив мой декодер к датчикам, можно транслировать сны хоть на экран, хоть на диск, хоть на флешку! Утром ты просыпаешься… Я имею в виду не вас конкретно, Вера Николавна, а вообще человека. Так вот, этот вообще человек просыпается, протирает глаза, помнит, что видел какой-то замечательный сон… Видел-то он видел, только забыл, о чем этот сон. Но, нажав кнопку на пульте, включает телевизор и видит, как сам летит на землей, рядом птицы и облака, а под ним – огромное пространство земли, изогнутое дугой на горизонте… А ведь можно и запахи синтезировать, и ощущения… Как вам такая идея?
– Идея замечательная, – согласилась Бережная. – У некоторых бывают вещие сны. И в этом случае человек наперед будет знать, что с ним случится.
– Да-а!!! – закричал Егорыч и сбросил ноги с койки.
– Да-а! – повторил он, но уже тише. – Что же я раньше об этом не подумал? Я, когда впервые свою американскую жену увидел, сразу почувствовал: что-то тут не то! Пытался понять, словно забытый сон пытался вспомнить. Знать бы заранее, чем она заниматься будет!
– А чем она занималась? – крикнул из рубки Петр, сидящий за штурвалом.
– Политикой. Она была активисткой демократической партии, собирала добровольные взносы на выборную кампанию. Ходила по домам и организациям. Как потом выяснилось, таким, как она, демократы пообещали, что лучшие сборщики пожертвований получат должности послов в разных странах. Джессика мечтала стать послом в Париже или в Милане.
– Много собрала? – опять крикнул Петр.
– До фига. Она моталась по всему штату: кто пятерку баксов даст, кто десятку. Находились дураки – давали и по сто баксов, потом какой-то тип к ней в баре пристал. Джессика тут же вызвала полицию. Сняла приставалу на камеру смартфона и предъявила копам в качестве доказательств сексуальных домогательств. Один из копов, точнее, одна, потому что коп оказался негритянкой, парня ухватила… Короче, сказали этому несчастному приставале: или сто тысяч сейчас, или два лимона по суду да еще срок – восемь лет в колонии для геев. Парень испугался – такой суммы у него не было, родители в Штатах даже в долг не дают. Тогда он взял кредит в банке, Джессика с копом-негритянкой огребли по пятьдесят тысяч. Джессика честно внесла их в фонд партии. Не все, правда, а только половину. Потом она сперла у меня банковскую карту и перевела в свою партию триста восемьдесят шесть тысяч – практически все, что на этой карте имелось.
– Так послали ее куда-нибудь? – продолжал любопытствовать Петя.
– Откуда! Ведь демократы выборы проиграли. Такой вой был в нашем доме! Оказывается, Джессика набрала аж миллион тридцать четыре бакса! Каталась по полу и стенала о том, что лучше б она этот миллион себе оставила.
– И чем дело кончилось?
– Я подал на развод, а по законам штата Калифорния, где мы регистрировали брак, половина моего имущества стала принадлежать ей. А дом я приобрел еще до знакомства с ней. Триста восемьдесят шесть тысяч она и так украла, потом потребовала на суде заблокировать мои банковские счета, чтобы я не смог до полного расчета с ней снять хотя бы цент.
– Ну и вышло у нее?
– Заблокировать? Фиг вам! Я снимал столько, сколько хотел, но не выше имеющейся на карте суммы. Компьютер банка списывал средства с других счетов: у саентологов, мормонов и фонда «За честные выборы».
– А если бы поймали?
– А я пропускал все эти деньги через счет Джессики. Потом ее обвинили в компьютерном мошенничестве. Сказали, что она украла ровно один миллион тридцать четыре бакса, и предложили сделку с правосудием. Она согласилась и сказала, что эти деньги она внесла в фонд демократической партии, и даже подтвердила это документально. Поскольку личной заинтересованности у нее не обнаружили, она получила пять лет условно без права участвовать в общественных компаниях по сбору средств еще пятнадцать лет. Но я к моменту начала суда уже был в России…
Бережная сидела закрыв глаза, покачивание на волнах убаюкивало ее. Мужские голоса куда-то улетали, она почувствовала, что ее укрыли курткой, хотела поблагодарить, возможно, даже и сделала это, но не услышала своего голоса.
Она открыла глаза от короткого толчка. Подумала сначала, что подтолкнули именно ее, но это катер ткнулся бортом в маленький деревянный пирс. Отчаянно кричали чайки, и где-то высоко в небе скрипели стволы сосен. Вера поднялась с диванчика и вышла из каюты на палубу. Катер стоял в глубине узкого длинного фьорда, под высоким гранитным утесом, отвесный склон которого был усеян тонкими и хлипкими молоденькими березками. А наверху густой шевелюрой теснили облака темные сосны. По тропинке к пирсу спускались несколько человек, и среди них была Вероника Сергеевна. Бережная поспешила навстречу, за ней гигантскими шагами шел Петр, а за ним – задумчивый Егорыч, неся в руке увесистый чемоданчик с аппаратурой и инструментом.
Вероника подбежала счастливая, обняла и поцеловала Веру. Протянула руку Пете и кивнула Егорычу. Они стали подниматься вверх. Склон был крутой, и мужчины поддерживали девушек под руки.
– Какая красота! – произнесла Бережная, когда уже достигли почти самого верха и она обернулась, чтобы посмотреть на узкий залив, выходящий в бескрайние просторы огромного, как море, озера.
– Я бы смотрела на все это бесконечно, – подхватила ее спутница, – чем, впрочем, сейчас и занимаюсь. Из моего окна озеро еще лучше видно. А в бинокль видно даже, как светятся далекие купола валаамских соборов.
Они поднялись на самый верх утеса и оказались в густом сосновом бору, где стоял едва заметный с озера большой бревенчатый дом: высокое крыльцо с ведущими к нему широкими ступенями из распиленных продольно стволов, резные наличники на окнах.
– Очень красивый домик, – оценила Бережная.
– Теперь и уезжать не хочется, – ответила Вероника. – Я даже не знала, что у нас такой есть.
– А разве вы собираетесь уезжать? – поинтересовалась Вера.