Воспользовавшись способностями своего демона, призванного сеять сомнения, Сабин услышал, как Мэддокс переживает за смертную девушку, и вмешался, зародив в душе бывшего друга еще большее сомнение по поводу того, сможет ли она выжить без помощи бога. То, что она сумела выжить, было выгодно Сабину, и это позволяло ему требовать платы. Надеясь на удачу, Сабин и его люди собирались ждать на кладбище, причем сам он не сомневался, что его бывшие товарищи, несмотря на его слова, придут с оружием. «Мы будем надеяться, – подумал он. – Интересно, как они отреагируют на это неожиданное воссоединение?» «Скорее всего, оно вызовет у них ненависть», – прошептал демон.
– Заткнись, черт возьми, – потребовал мужчина, который не стеснялся использовать своего духа против других, но ненавидел, когда это безмозглое существо пыталось ослабить его самого.
Дверь его номера открылась. Он выхватил меч, висящий у него за спиной, и приготовился отразить удар. Опознав своего гостя, Сабин расслабился.
– Ничего себе гостеприимство, – произнес Кейн.
Рядом с ним стояли Камео, Аман и Гидеон. Они были вместе с самой гибели Бадена, когда спасовали перед своими демонами. Наказать тех, кто совершил такую ошибку, очень легко.
Сабин вздрогнул, вспомнив, какие ужасные разрушения они причинили, сколько людей пострадало по их вине. Для того чтобы снова прийти в себя, им потребовалось много времени, но когда это произошло, было уже слишком поздно. Они лишились возможности стать частью общества, быть кем-то иным, а не только воинами. Охотники не позволили бы им сделать этого. Эти чудовища не только убили Бадена, но и уничтожили всех людей, к которым воины испытывали привязанность, и разрушили все, что те считали своим домом. За это Сабин готовился бороться с ними до конца дней, то есть вечно. Он будет сражаться до тех пор, пока не падет последний из них.
Сабин сел, опершись на изголовье кровати:
– Есть новости?
– Куча, – ответил Гидеон.
– Никаких, – возразил Кейн, закатывая глаза.
Гидеоном овладел дух Лжи. В отличие от Сабина он не мог произнести ни одного правдивого слова. Все находившиеся в комнате знали, что слова Гидеона следует воспринимать с точностью наоборот.
Сабин наградил Гидеона взглядом, обозначавшим, что в следующий раз тому стоит держать рот на замке. И Гидеон пожал плечами, как будто говоря: «Я делаю то, что хочу и когда хочу». Хотя слова «как будто» в данном случае были неуместны. Гидеон действительно делал только то, что хотел. И так было всегда. Непослушание жило у него в крови.
Он был высоким и статным, настоящим воином, таким же, как и Сабин, но на этом сходство заканчивалось. В то время как у Сабина были каштановые волосы, карие глаза и довольно грубые черты лица, Гидеон был истинным панком, носившим одежду, свойственную готам, немного неопрятным, но в то же время обладавшим обаянием кинозвезды.
Гидеон окрашивал свои блеклые волосы в ярко-синий цвет с металлическим отливом и говорил, что поступает так потому, что это единственное, из-за чего у него глаза вылезают на лоб. Конечно, это была ложь. Вероятно, его облик служил предупреждением для людей, будто говоря: «Вы можете приблизиться ко мне, но на свой страх и риск». Все его тело было покрыто пирсингом и татуировками. Гидеон носил только черное и никогда не выходил из дома, не разместив на своем теле целый арсенал.
Правда, так поступали все они.
– Где Страйдер? – спросил Сабин.
Гидеон уже открыл рот, чтобы ответить (конечно же солгав), но Кейн, одержимый демоном Бедствий, прервал его:
– Он не может признать поражение. Он все еще ищет.
«Конечно, – подумал Сабин. – Я должен был знать об этом». Поскольку внутри Страйдера жил демон Поражения, ему приходилось побеждать, причем независимо от того в чем – в войнах, картах, пинг-понге. Иначе он испытывал физические страдания и не мог на протяжении нескольких дней встать с постели.
Сабин попросил своих людей поговорить с местными жителями, надеясь узнать что-то новое о ларце, и Страйдер не вернется до тех пор, пока не сделает это.
Камео, единственная женщина в их проклятой команде, проследовала в шикарный холл, располагавшийся напротив кровати. Некогда она тоже была бессмертной воительницей, служившей богам. Подобно другим воинам, она испытала огромную обиду, когда охранять Дим-Униак выбрали Пандору. Но в отличие от них ее оскорбило не то, что эта честь досталась женщине, а то, что этой женщиной была не она сама. Сабин все еще помнил, какая широкая улыбка была на ее лице в день, когда они решили низвергнуть Пандору. После этого она больше никогда не улыбалась.
– Местные не хотят ничего говорить нам, – произнесла она. – По какой-то причине они считают воинов ангелами – представляете? – и не хотят предавать их.
Сабин слушал ее с тяжелым сердцем. Камео была самым несчастным существом, которое он когда-либо видел.
Нет, она не была уродлива. Отнюдь. Эта женщина была невысокой и изящной, могла похвастаться темными волосами и поразительно яркими светло-голубыми, почти прозрачными глазами. Но внутри ее обитал дух Печали, поэтому в ее жизни не было места смеху, легкомыслию и радости.
Сабин на протяжении столетий пытался развеселить ее. Но независимо от того, что он делал или говорил, Камео всегда была на грани самоубийства. Вся печаль мира плавала в этих светло-голубых глазах и звучала в ее голосе. Он не понимал, как этой женщине удается не сойти с ума.
Он почесал подбородок, а его взгляд одновременно искал Амана.
– А ты выяснил что-нибудь? – спросил он.
Аман прижался к дальней стене, из-за чего казался глубоким темным рубцом, уродующим светлую комнату. У него были черная кожа, карие глаза, он весь был темным и, приблизившись к кому-либо, узнавал самые сокровенные тайны этого человека. «Должно быть, это тяжелая ноша, – думал Сабин. – Если учесть, насколько отвратительные тайны хранит каждый из нас».
Возможно, Аман говорил так редко именно потому, что опасался случайно обнажить скрытую правду, боялся того, что станет причиной массовой паники.
– Ничего, что могло бы помочь нам, – ответила за него Камео замогильным голосом. – Если не считать женщин, спавших с Парисом и Мэддоксом и имеющих представление только о размерах их членов, местные жители всегда старались держаться подальше от воинов, поэтому они знали недостаточно для того, чтобы Аман мог узнать какую-то тайну.
«Нет, серьезно, – возмутился про себя Сабин. – Мне хочется прямо здесь и сейчас воткнуть нож в ее сердце, не дожидаясь того момента, когда она сделает это сама. Хочется сделать все что угодно, чтобы избавиться от этой тоски».
Прежде чем он успел ответить, дверь снова открылась и вошел Страйдер, привлекая к себе всеобщее внимание.
Его спутанные светлые волосы обрамляли лицо, а голубые глаза ярко блестели. На его острых скулах была видна грязь, а подбородок украшали следы крови. Но его походка была мягкой, а в движениях отсутствовала скованность, и Сабин понял, что Страйдер имеет какую-то информацию.