– Я не знаю. Я надеялась, что здесь кто-то в курсе, – произнесла Эшлин. В ее голове снова зазвучали голоса из прошлого, один разговор за другим. – Нет, только не снова…
Она побледнела, тепло стало уходить из ее тела, оставляя лишь холодную дрожащую оболочку. «Дыши, просто дыши», – думала она.
– Кажется, ей снова становится плохо, – озадаченно произнесла Даника. – Может, ты ляжешь в кровать? – спросила она Эшлин.
– Нет, я лучше посижу.
Внезапно на ее плечи легли две руки, заставившие опуститься на пол. Эшлин охотно подчинилась, ибо ноги слишком ослабли для того, чтобы держать ее. Дрожа всем телом, она вдохнула воздух.
«Они убьют нас, мы должны бежать».
«Как?» – За вопросом последовал истерический смех.
«Если нам придется выпрыгнуть из окна, значит, мы выпрыгнем. Они хотят заразить нас какой-то болезнью».
«Если прыгнем, то погибнем».
«Мы погибнем, если останемся».
Эшлин поняла, что голоса принадлежат этим женщинам. В ее голове вот-вот должно прозвучать каждое слово, произнесенное ими в этой комнате. «Черт возьми, а я уже успела привыкнуть к тишине, – подумала девушка, – решить, будто меня ничто не будет беспокоить, пока я нахожусь за пределами подземелья». К счастью, женщины были здесь на протяжении недостаточно продолжительного времени для того, чтобы слишком много разговаривать.
«Мне не хватает дедушки. Он бы знал, что делать».
«Что ж, его здесь нет, не так ли? Нам придется во всем разобраться самим».
Возле лица Эшлин появились булочка с маслом и стакан яблочного сока.
– Возьми, – заботливо произнесла Даника. – Это должно помочь.
«Кто здесь? Кто сказал это?»
«С кем ты говоришь, Дани?»
«Ни с кем».
Эшлин взяла еду и питье дрожащими руками. Их разговор обрывался снова и снова. Иногда, как это произошло в подземелье, девушка слышала слова только одного участника беседы. Она не слышала, с кем разговаривали женщины, она лишь знала, что беседовали они с кем-то не из их числа. Она услышала, как Даника говорит:
«Если… Если я целитель, пообещайте пощадить мою мать, сестру и бабушку. Они не сделали ничего плохого. Мы приехали в Будапешт, чтобы развеяться, смириться с уходом дедушки. Мы…»
Но Эшлин не знала, какие слова предшествовали этой реплике или шли после нее. «Почему?» – спрашивала она себя. Хозяева замка были бессмертными, но девушка прежде слышала подобных существ – вампиров, гоблинов и даже оборотней. Но ни разу ей не доводилось подслушивать демонов, а Даника, вероятно, общалась именно с ними.
Эшлин откусила кусок булки и пригубила сока, стараясь не обращать внимания на новые разговоры. Она напевала, медитировала. Женщины пытались говорить с ней, но она была не в силах отвечать. За ее внимание боролось слишком много голосов.
Женщины одна за другой сдались. Эшлин не знала, сколько времени прошло после этого. Она столько раз едва не звала Мэддокса, но сдерживалась, прикусывая язык, пока не ощутила вкус крови. «Он ведь сказал, что у него есть дела», – подумала она. Кроме того, ей не хотелось быть обузой, помехой. «Ты ведь за этим пришла, – напомнила себе Эшлин. – Чтобы заставить этих людей научить тебя контролировать свою силу, даже если для этого придется стать для них помехой». Но это было до того, как в ее жизнь вошел Мэддокс. Теперь она хотела, чтобы он стал ее любовником (даже если он, подлец, сам на это не пойдет), а не сиделкой. «Опять начинается», – в отчаянии подумала она.
«Ты слышишь в своей голове… голос?»
«Да».
«Он твой собственный?»
«Может быть… Не знаю…»
Наконец бормотание, к счастью, прекратилось, завершившись на том моменте, когда Эшлин оказалась в этой комнате. Ощутив облегчение, девушка была вынуждена признать, что узнала кое-что новое. Самой важной новостью оказалось то, что Даника слышала охотников – она рассказала о них своим родственницам.
– Охотники, – произнесла Эшлин, поднимая взгляд.
Даника смотрела в единственное в комнате окно, которое ни одна из женщин не могла открыть. Эшлин слышала, как каждая из них пыталась сделать это и претерпевала неудачу.
– Что они собой представляют? Не лги мне на этот раз. Пожалуйста.
Даника, пораженная этим вопросом, подпрыгнула и резко повернулась, приложив руку к сердцу.
– Тебе, смотрю, снова лучше, да? С чего мы должны доверять тебе? Что, если ты работаешь на этих людей. Они могли послать тебя сюда, чтобы ты узнала от нас что-нибудь, а когда ты это выяснишь, они ворвутся и перебьют нас.
– Могли, но ты спасла меня, – ответила Эшлин, ведь эти женщины знали лишь то, что ей было плохо и она льнула к их врагу. – С чего мне причинять тебе вред?
Даника пристально рассматривала ее, но молчала.
– Тебе просто придется поверить, что я оказалась здесь не для того, чтобы загнать вас в ловушку или причинить вам вред. Мы с тобой в одном и том же положении.
– А что насчет того злого парня? Мэддокса? Ты с ним встречаешься?
Пожалуй, «встречаться» – это не то слово, которое Эшлин использовала бы применительно к данной ситуации. Она попыталась представить себе, как Мэддокс сидит напротив нее при свечах в зале какого-нибудь ресторана, пьет вино и слушает тихую музыку. Ее губы расплылись в улыбке.
– Возможно. Ну и что?
– Это делает тебя одной из них.
– Но я не одна из них, – заявила Эшлин. – Я оказалась здесь совсем недавно. Вчера, если быть точной.
Глаза Даники расширились, ее ресницы цвета золота взлетели к таким же золотистым бровям.
– Теперь мне понятно, что ты лжешь. Он беспокоится о тебе, и это более чем очевидно. Мужчины не проявляют такого сострадания по отношению к женщинам, которых только что встретили.
Да, он проявил сострадание, был добрым, нежным, милым. Самый свирепый человек из всех, кого она встречала, вытирал ее лицо.
– Я не могу это объяснить, но я не лгу.
На минуту в комнате воцарилась тишина.
– Отлично, – произнесла Даника, обманчиво расслабленно пожимая плечами. – Ты хочешь узнать об охотниках. Что ж, я расскажу тебе. В любом случае это не так уж жизненно важно. – Она вдохнула, выдохнула и продолжила: – Когда тот крылатый, Аэрон, доставлял меня в город, он указал на группу людей. Они были вооружены и сновали по маленьким улочкам, будто не хотели, чтобы их увидели.
Пока все это ни о чем Эшлин не говорило.
– Аэрон пробормотал себе под нос: «Охотники», – и вытащил кинжал. – Под влиянием гнева тон Даники перестал быть таким мягким. Очевидно, это воспоминание не было из числа ее любимых. – Он бы сразился с ними, если бы не был вынужден возиться со мной. Так он сказал. Он также заявил, что эти люди пришли, чтобы убить его самого и его друзей. – Последние слова она произнесла глубоким, не предвещающим ничего хорошего голосом, подражая Аэрону.