– Поезжайте обязательно. Пока мы не завели детишек, мы
только и делали, что валялись на пляже, пили ром и занимались любовью.
Собственно говоря, именно для всего этого, фирма и обустраивала эти бунгало. А
если вам повезет, то и полетите вы туда на самолете фирмы. Работают они все,
действительно, много, но зато понимают необходимость хорошего отдыха.
– Не говори мне о фирме, Кэй. Я не хочу слышать о том, что
им нравится, что не нравится, что они делают, а что нет, что поощряют, а что,
наоборот, не поощряют.
– Дела пойдут на лад, Эбби, вот увидишь. Тебе нужно понять,
что и твой, и мой мужья – отличные юристы, но таких денег они больше нигде не
заработают. И мы с тобой сидели бы сейчас за рулем в лучшем случае нового
“бьюика”, а не “пежо” или “мерседеса”.
Поддев кусочек мяса вилкой, Эбби возила им по донышку
тарелки, размазывая чесночный соус. Отправив мясо в рот, отодвинула от себя
тарелку. Бокал из-под вина был пуст.
– Я знаю, Кэй, я знаю это. Но в жизни есть гораздо более
важные вещи, чем большой двор у дома и “пежо”. А здесь, похоже, никто об этом и
не подозревает. Клянусь, мне кажется, мы чувствовали себя более счастливыми,
живя в двухкомнатной студенческой квартирке в Кембридже.
– Вы здесь всего несколько месяцев. Митч постепенно выпустит
пар, и жизнь у вас войдет в нормальную колею. А уж потом появятся маленькие
Макдиры, будут бегать по двору, и не успеешь ты оглянуться, как Митч станет
компаньоном. Поверь мне, все очень скоро наладится. Просто у вас сейчас такой
период, через который прошли мы все. И, как видишь, живы.
– Спасибо, Кэй. От души надеюсь, что ты права.
Парк был очень небольшим, два-три акра над речным обрывом.
Две бронзовые фигуры и ряд пушек хранили вечную память о
храбрецах-конфедератах, боровшихся за эту реку и этот город. Под памятником
какому-то генералу и его коню прятался нищий. Картонная коробка и потрепанное
одеяло служили слабой защитой от холода и замерзающих на лету мелких капелек дождя.
Пятьюдесятью ярдами ниже по набережной Риверсайд-драйв несся вечерний поток
автомашин. Темнело.
Митч подошел к ряду орудий и встал, глядя на реку, на
пересекавшие ее мосты, которые соединяли два штата, Теннесси и Арканзас. Он
застегнул куртку, поднял повыше воротник, посмотрел на часы. Он ждал.
Часть крыши Бендини-билдинга едва виднелась в шести
кварталах отсюда. Митч оставил машину в центре, в гараже, а до реки добрался на
такси. Он был уверен, что за ним никто не увязался. Он ждал. Дувший с реки ледяной
ветер активизировал кровообращение, лицо Митча раскраснелось. Ветер напомнил
ему зимы в Кентукки, полные одиночества, когда родителей рядом уже не было.
Холодные, печальные зимы. Тоскливые, полные отчаяния. Ему приходилось
донашивать чужие пальто – подарки друзей или родственников, – никогда ему не
было тепло в тех одеждах. Ношеные вещи. Усилием воли он отогнал от себя эти
мысли.
Дождь со снегом перешел просто в мелкий снег, и крошечные
льдинки застревали в его волосах, кружась, падали на землю. Еще раз он поднес к
глазам руку с часами.
Послышались шаги, чья-то фигура возникла из сгущавшейся тьмы
и стала приближаться к месту, где он стоял. На мгновение человек остановился,
затем снова двинулся вперед, но гораздо медленнее.
– Митч? – Это был Эдди Ломакс, одетый и джинсы и длинное
пальто на кроличьем меху. Усы и широкополая белая ковбойская шляпа делали его
похожим на плакатное изображение подтянутого мужчины, рекламирующего популярные
сигареты. Парень из страны Мальборо.
– Да, я.
Ломакс подошел ближе, теперь их разделяла только пушка. Стоя
по ее бокам, мужчины походили на часовых, бдительно следящих за берегом реки.
– За вами никто не шел? – спросил Митч.
– Нет, не думаю. А вы?
– Тоже чист.
Митч следил взглядом за несущимися внизу автомобилями, затем
повернул голову к реке. Ломакс засунул руки поглубже в карманы.
– Вы виделись в последнее время с Рэем? – услышал Митч его
вопрос.
– Нет.
Ответ прозвучал очень кратко, как бы давая собеседнику
понять, что он, Митч, пришел сюда, в эту слякоть, не для того, чтобы поболтать
о том о сем.
– Что вам удалось узнать? – спросил он детектива. Ломакс
закурил и превратился в настоящего парня из Мальборо.
– По трем юристам информации немного. Элис Наусс погибла в
автокатастрофе в 1977 году. В полицейском рапорте говорится, что виновным
признан пьяный водитель, но вот что странно: этого водителя так и не нашли.
Произошло все в среду, около полуночи. Она допоздна работала у себя в кабинете,
а потом села в машину и отправилась домой. Жила она на востоке от центра, в
Сикамор-Вью; и примерно в миле от дома в нее врезался однотонный пикап. На
Нью-Лондон-роуд. У нее был крошечный “фиат”, он просто развалился на части.
Свидетелей не оказалось. Когда приехала полиция, пикап уже был пуст, водителя и
след простыл. По номерному знаку они установили, что машину угнали из
Сент-Луиса тремя днями раньше. Ни отпечатков пальцев, ничего.
– Они искали отпечатки?
– Да. Я знаком с парнем, который как раз этим и занимался.
Были всякие подозрения, но информации – ноль. А поскольку на полу кабины нашли
разбитую бутылку виски, было решено, что это дело рук пьяного шофера, и дело
благополучно закрыли.
– А медицинское освидетельствование?
– Оно не проводилось. Причина смерти была совершенно
очевидна.
– Все это звучит подозрительно.
– Весьма. И остальные два – тоже. Роберт Лэмм отправился на
оленью охоту в Арканзас. Он вместе с несколькими друзьями разбил свой лагерь на
Озарских холмах, это округ Изард. Обычно они туда приезжали два-три раза в год,
во время охотничьего сезона. Утром они все разошлись по лесам, а вернувшись в
охотничий домик, обнаружили, что Лэмма нет. Его искали две недели и нашли в
овраге, полузасыпанным листьями. Он был убит одиночным выстрелом в голову – это
все, что они знают. Они сочли это за самоубийство, и ни у кого просто не
возникло никаких причин потребовать назначить расследование.
– Значит, он был убит?
– По-видимому, да. Экспертиза установила, что пуля вошла в
нижнюю часть черепа, выходного отверстия нет – снесена половина лица.
Самоубийство исключается.
– Может, это был несчастный случай?