Жмых. Роман - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Елизарова cтр.№ 32

Волны, волоча за собой водоросли, лениво накатывали на берег. Над ними с пронзительными криками носились чайки. Я попыталась забраться на поросший мхом камень, но он был слишком скользким: в попытке сохранить равновесие я едва не вывихнула лодыжку. Мне хотелось ощутить дыхание океана, почувствовать ветер в волосах. Но ночь была жаркой, удушающей. Пошатываясь, увязая в песке, натыкаясь в темноте на перевёрнутые лодки, источавшие запах смолы и пакли, я побрела вдоль дюны, над которой высились рыбацкие домики…

…Интересно, который час? И заметил ли Антонио моё отсутствие?..

Оказалось, что не заметил. Когда я вошла в гостиную, он слушал Ольгу, рассказывающую о рабочем движении в Европе. В мою сторону он даже не повернул головы. Я села на софу рядом с Престесом. «Добрый вечер, — шёпотом проговорил полковник и, бросив на меня беглый взгляд, поинтересовался. — Идёт дождь?». Я, молча отведя руку, протягивающую мне платок, вышла из комнаты… Поднимаясь по лестнице в спальню, слышала голос Ольги: сильный, отточенный, как лезвие ножа, призывающий к бунту…

…Она производила впечатление технически совершенной, безупречно отлаженной машины. Без помощи будильника вставала спозаранку, делала гимнастику, завтракала, а дальше весь её день был расписан по часам: дважды в день внимательно читала какие-то книги, делала в них пометки карандашом и что-то переписывала в блокнот. Однажды мне незаметно удалось похитить один из её черновиков. Схватив его с жадным нетерпением ревнивой жены, обнаружившей в кармане мужа любовную записку, я пробежала глазами по прыгающим, торопливым, местами неясным от клякс и помарок строчкам: «Положение пролетариата… политическое бесправие… отсутствие трудового законодательства… двенадцатичасовой рабочий день… труд женщин и детей в промышленности… увеличение расходов на жилье… налоги… скудный рацион питания… Базедова болезнь, туберкулез, трахома и тиф на почве недоедания… улучшение условий жизни и труда… неизбежное столкновение рабочего класса с буржуазией… стачечная борьба… забастовочное движение…». «Слова, слова, слова…», — качая головой, подумала я.

Несколько раз в неделю Ольга объезжала фавелы ^[74] Рио, где выступала перед крестьянами, призывая их добиваться от своих хозяев доброкачественной пищи и честно заслуженной оплаты труда, ухитрялась даже вырываться в провинцию и организовывать там рабочие кружки… Мне ни разу не довелось присутствовать на митингах, где она ораторствовала, но побывавший на них Антонио находился под сильным впечатлением. «Смотришь на неё — и видишь другой мир: справедливый, свободный, совершенный!.. За такой и умереть не страшно!».

Ольга каждый день принимала в своей комнате каких-то людей; мне они казались крайне несимпатичными: немногословными, неприветливыми. Мужчины не вызывали интереса — за годы, проведённые на фазенде дона Амаро, я вдоволь насмотрелась на работяг, а вот женщины так и приковывали к себе внимание: жёсткие, заскорузлые руки с обломанными ногтями, недорогая, обвисшая или торчавшая колом одежда, потерявшие форму шляпки, служившие одновременно и головным убором, и подушкой, и сумкой, и носовым платком, стоптанные, с оббитыми мысками, пыльные туфли… Я не переставала задавать себе вопрос — неужели эти огрубевшие, бесполые создания могут в ком-то разбудить желание? По всей видимости, и я им была не менее чуждой: в их взглядах читалось неприятие; даже не удосужившись узнать меня поближе, они, не ведавшие снисхождения и жалости, обвиняли, выносили приговор и отторгали. Стараясь хоть немного расположить их к себе, я угощала их чаем, предлагала сладости. Они подолгу заставляли уговаривать себя, а если и усаживались за стол, то с таким видом, точно делали мне величайшее одолжение.

Однажды я, не выдержав, пожаловалась Престесу: «Не могу так больше… Они меня просто за человека не считают!». «Ну, что вы… никто не хотел вас обидеть…» — начал было полковник, но Ольга, стоявшая рядом и слышавшая наш разговор, перебила. «Просто вы из другой среды, Джованна — из среды паразитов: хищных, властолюбивых, алчных, лишённых всякого понятия о чести и совести, — её хлёсткие несправедливые слова вонзались в меня, как удары бича. — Ваш класс, как смердящая гнойная язва на теле человечества, — прогнил до мозга костей. Любой порядочный человек с отвращением отвернётся от представителя вашей проклятой, ненавистной породы». «Да что вы знаете обо мне! — сорвалась я, чувствуя как меня начала колотить нервная дрожь. — Кто вы такая, что берётесь меня судить?! Не приведи бог никому пережить то, через что пришлось пройти мне!.. Что такое нищета — я знаю лучше, чем кто бы то ни был. И не из книжек, которые вы на досуге почитываете. Не вам, доченьке богатых родителей, меня поучать!.. Как вас всех тут корчит и распирает от чванства и гордыни, когда вы вспоминаете, как „порвали со своим классом и посвятили себя освобождению народа“… Когда у тебя куча денег, можно, конечно, позволить себе и такое приключение. Хотелось бы только на вас посмотреть, если б вам действительно пришлось голодать…». «Замолчи, Джованна! — Антонио с силой встряхнул меня за плечо. — Как ты смеешь разговаривать в таком тоне с донной Ольгой?!». «О! Ещё один борец за свободу народа! — рассмеялась я. — Только знаешь что, мой милый, прежде, чем рассуждать о спасении тружеников в мировом масштабе, не мешало бы для начала вспомнить о собственном ребёнке, подыхающем от голода…» — отшвырнув салфетку, я выскочила из-за стола…

Единственным моим прибежищем стал банк. Но и там я не чувствовала покоя. Весь день я безуспешно старалась сосредоточиться на работе, а мысли свербил вопрос — за что мне всё это? Разве я мало страдала? Разве невзгод, которые выпали на мою долю, было недостаточно? Мне с таким трудом удалось встать на ноги — и ради чего? Чтобы в один прекрасный день у ворот дома появились некто и всё, о чём я мечтала, что так долго и напряжённо создавала, поливая кровью, потом и слезами, разрушили?.. Какие непредсказуемые игры устраивает судьба! Ты вкалываешь, как проклятая, во всём себе отказывая, строишь по кирпичику своё маленькое государство, а в это самое время, на другом конце света, какие-то неведомые личности точат секиру для твоей шеи, да ещё и пытаются выдать сие злодеяние за всеобщее благо…

Вместе с угасающим днём я ощутила сиротливую зябкость сумерек. Возвращаться туда, где тебя никто не ждал, не было никакого желания. Я поехала вдоль Авениды Атлантики ^[75], сонно потягивающейся под синим бархатным покровом, расшитым золотыми мерцающими созвездиями. Хотелось добраться до крутого, заросшего густым зелёным лесом склона горы Корковаду ^[76], с вершины которого над Рио простирались благословляющие руки Христа-Искупителя ^[77]. Но чем настойчивей я приближалась к нему, тем бледнее и неуловимее становился его силуэт, уткнувшийся в сползающую с неба непроницаемую молочную пену, — Бог уклонялся от встречи со мной…

…Подъезжая к дому, я не увидела света ни в одном окне. Поднявшись в спальню, я несколько минут постояла в темноте, прижавшись спиной к двери. Когда зажгла свет, невольно вскрикнула — напротив меня, положив ногу на ногу, вальяжно откинув голову, горделиво восседал в кресле Отец Гуга.