– Абсолютно!
– И что с ними произошло? – поинтересовалась она.
– Ого, какая хитрая! В этом я – пас! Я могу почувствовать, что что-то не то, что люди врут, и это по телефону! Но я не ясновидящий, чтобы сказать тебе, что именно произошло, если сам человек делает все, чтобы забыть или скрыть, а именно это они и делают. И даже если бы состоялась личная встреча, я не владею способами погружения людей в транс или гипнозом. Поэтому что почувствовал, то и говорю, – сказал ей Генрих, и Муза ему поверила и поняла, что он сказал все, что знал.
Она внимательно посмотрела на две подчеркнутые им фамилии с именами. Татьяна Ершова проживала в городе Удомля, останавливалась в гостинице «Турист» на две недели, было ей двадцать четыре года. Вторая девушка, Тамара, была постарше, ей исполнилось тридцать лет, приехала она из города Бежецка, провела в «Туристе» всего недельку. Оба эти города были в Верхневолжской области.
– Вторая девица, Тамара, особа весьма нервная и агрессивно настроенная, – предупредил ее Генрих. – А что ты дальше собираешься делать? Я помог?
– Сама не знаю. Может, встретиться с ними? Спросить в лицо, что произошло? – вслух сама себе задала вопросы Муза.
– Зачем тебе это надо? – спросил Генрих.
– Сама не знаю. Словно последние слова женщины, которая умерла, не дают мне спокойно спать.
– Убили! Женщину-то, – напомнил ей Генрих.
– Ее больше нет, а она словно завещала мне информацию, которую я должна проверить, – сказала ему Муза, делая вид, что не понимает его предостережений.
Генрих придвинулся к бывшей жене поближе.
– Я тебе открою один секрет. – Его голос стал более интимным.
– Я вся внимание.
– Ты никому ничего не должна. Понимаешь? Даже наоборот! Это совсем не твое дело! – покачал он головой, обнимая ее.
– Я ничего другого от тебя и не ожидала, – ответила ему Муза, отвешивая легкую оплеуху, – ты всегда только для себя и за себя!
– Это правильно! Чего ты лезешь, куда не надо? Это ведь ненормально! – обиженно поджал губы Генрих.
– Со мной живет девушка Алиса, к ней тоже уже приставали в этой гостинице. Поэтому она и перебралась ко мне. При твоем подходе полного пофигизма беспредел, если он есть, так и будет господствовать в этом городишке.
– А ты думаешь, что добудешь против кого-то доказательства и накажешь? – округлил свои красивые глаза Генрих. – И при этом еще и живой хочешь остаться?
– Очень смешно, – хмыкнула она.
– Ты вроде наивной-то не была. Чего сейчас тебя так проперло? – продолжал допытываться Генрих.
– Это не наивность, – стушевалась она.
– Да! У тебя над головой нимб светится! Я вижу! Поставь его на подзарядку! А то вдруг всю энергию растеряет. Тебе не кажется странным, что в последнее время два человека подряд обращаются к тебе с какими-то пожеланиями, как ты считаешь просьбами, а потом они уходят в мир иной. Все, с кем ты говоришь, умирают или погибают, а ты остаешься заложницей их просьб. Я бы задумался на твоем месте. Мне бы такая норма не понравилась. – Он говорил вполне разумные вещи, потому что еще не успел опрокинуть рюмку после того, как его разбудила бывшая жена.
– Как-нибудь переживу! Я завтра поеду по этим адресам, это решено, чем больше ты меня отговариваешь, тем больше я укрепляюсь в мысли, что это надо сделать, – сказала Муза.
– Сама? То есть одна? – зевнул Генрих.
– Ну, а с кем? Конечно, одна. А у тебя будет еще одно задание! – сказала Муза.
Генрих снова артистически изменился в лице.
– Задание? Муза, да что с тобой?! Я приехал за помощью к близкому человеку! А мой пушистик за это время превратился в железную леди. Я сегодня полдня разговаривал с твоими бабами. Что еще ты придумала для меня? Я же уже сделал, что ты хотела.
– Ничего особенного. Отправляйся к одному парню-инвалиду и настрой ему пианино. Оно, кстати, в ужасном состоянии… но с твоим-то опытом…
– Я не настройщик! – отрезал Генрих. – Я не хочу ехать к инвалиду.
– Не дури! Сделаешь как миленький! Помоги парню, я с ним занимаюсь.
– А что мне за это будет? – заулыбался Генрих. – Может, немного ласки и понимания? – провел он пальцем по ее руке.
– Сейчас стукну еще раз! Тебе за это будет то, что я тебя пока не выгоню из номера. У тебя же неприятности? Вот и пользуйся моим расположением. А уж выполнить мою просьбу совсем несложно для тебя?! Так ведь, дорогой?
– А ты становишься стервой, у тебя одно задание за другим, аппетиты растут, – протянул Генрих то ли с удивлением, то ли с долей восхищения.
– Поедешь и настроишь! – твердо повторила она.
– А кто тебе этот инвалид?
– В принципе никто, но я обучаю его музыке, а без пианино это сделать тяжело, сам понимаешь. Я в этом городе из-за него.
– Ладно. Сделаю, – зевнул Генрих. – Куда от тебя денешься!
– Точно? – уточнила она.
– Ну, когда я подводил тебя, солнышко мое? – снова зевнул Генрих.
– Когда пообещал жениться, – ответила она.
– Так женился же! Какие претензии-то могут быть?
– И быть вместе до гроба, и в радости, и в горе, – продолжила Муза.
Генрих вздохнул.
– Да, это не сбылось! Что ж, я слабый мужчина, а вокруг много красивых женщин, что я могу поделать? – тут же нашел себе оправдание Генрих.
– Да, ты точно оказался слабым в этом плане…
– Я давно раскаялся, Муза! Видишь, в каком я оказался плачевном состоянии? Меня жизнь и так наказала, меня пожалеть надо… – попытался он надавить на жалость, но если раньше это срабатывало, то сейчас Муза безмолвствовала.
– Вот только не выжимай из меня слезу! Каждый будет заниматься своим делом: ты настроишь пианино парню, а я поговорю с девушками, которых ты мне помог вычислить. А простить – я тебя уже давно простила.
– Как скажешь, дорогая! Я в полной зависимости от тебя, ты же понимаешь. – И его рука потянулась к ее колену. Тут же раздался громкий шлепок по руке.
– Ты неисправим! Как бы тебя судьба ни наказывала и ни давала тебе пощечины!
– Пощечина от женщины всегда приятнее, чем от судьбы, – ответил он.
Глава 18
На следующее утро Муза позавтракала и пошла на автовокзал, благо он находился рядом с железнодорожным вокзалом, и все это было рядом с гостиницей – такое удобное местоположение для осуществления ее поездок и замыслов.
Для начала Муза решила съездить в город Удомлю и поговорить с Татьяной. Раз уж она задалась целью, она решила довести дело до конца и выяснить, права была Люся или нет. Автобус был не просто некомфортабельный, он был вообще опасен для жизни. Транспорт в этом городке продолжал радовать и щекотать нервы одновременно. Это было понятно уже по его внешнему виду: по ржавой морде с разбитой фарой, по сдувшимся шинам и отвалившейся краске по бокам и чуть ли не дыркам в днище. Двери открывались с трудом и со скрипом, словно сам автобус не хотел брать грех на душу и принимать в себя людей или ему каждый раз требовались реанимационные мероприятия для этого действа. Салон тоже впечатлял кривыми креслами с холодной коричневой лаковой обивкой, затертыми резиновыми ковриками и грязными окнами.