Дядьки - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Айрапетян cтр.№ 28

Во сне меня ожидал ужин.

Розовое мясо горячо дышало и текло, зазывая к себе, как похотливая дама. Потом все зашаталось и исчезло в темноте. Когда я открыл глаза, то увидел трясшего меня Семена — моего напарника по практике.

— Чего? — прогудел я.

— Смерть привезли. Вставай.

Семен фанател от хирургии и имел привычку не придавать серьезным вещам серьезного значения. К смерти он относился с издевательской агрессией. «Коза, бля», — цедил он всякий раз, наблюдая очередной летальный исход. Еще Семен не терпел света, любил полумрак и мучительно жил в освещенном мире всеобщей электрификации.

— Вашу мать! — восклицал он, если кто вдруг без злого умысла зажигал резкий свет.

Сияющий трепет вольфрама страшил его, как туриста — пещерная ночь. Уступка делалась разве что флегматичному люминесценту да пасмурному дню.

Я влез в резиновые тапки и вышел в коридор. Свет нехотя покидал свое пристанище, сонно ложился на стены и едва превозмогал натиск жирных теней.

Перед входом в операционную стояла каталка, рядом с нею — молодой врач, похожий на очеловечившегося ворона, толстая медсестра и Семен. Никто не проявлял суеты. Я подошел и врезался в стоящий стеной запах человеческого дна, обычно аммиачно-приторный, а сейчас с выраженным уксусным оттенком.

На каталке подрагивало серо-зеленое тело человека, на костных выступах оно алело, как заря. Кожа его была сплошь изрыта расчесами, засушливыми островами розовели корки, впалый живот чернел, будто сковорода. Врач, бейджик которого пояснял, что перед нами хирург Курамагамедов Анвар Ибрагимович, насупив брови, глядел на доставленного.

— Ну, как тебе гоблин? — спросил меня Семен.

«Гоблинами» именовали здесь бомжей и опустившихся алкоголиков.

— Гоблэн не гоблэн, — ответил за меня врач-птица с сильным кавказским акцентом, — а эссенцию уксусную випиль нэ мэньше литра! Гдэ только взял?!

— На хера? — подивился Семен.

— Суэцид, — хирург значительно вскинул брови. — За кайф эссенцию нэ пьют. Как зачехлится — пазавити мэня, будзэм дзэлать лапаратамыю и дрэнаж. Трэнэрофка.

— А если нет? — спросил я. — Если не зачехлится?

— «Еслы» не будзэт! — отрезал док и ушел.

Медсестра, выругавшись в адрес бомжей-самоубийц, удалилась. Мы с Семеном остались вдвоем у каталки.

— Слушай, — сказал вдруг Семен. — А он реально на Чехова похож, еб!

Я посмотрел. Истерзанное улицей тело венчала умная правильная голова. Грязь кожи и клейкие пряди не могли отнять у лица разумной сути. Редкая, прозрачная бороденка укрепляла сходство с классиком. Подбородок с глубоко вмерзшей в него грязью бил мелкую дробь, глаза горели, как у ветхозаветного пророка, иссушенные синюшные губы болезненно шевелились, тело тряслось в агонии.

— Надо бы его ошпарить, — долетел до меня голос Семена. — Уж больно вонючий.

«Ошпарить» значило обработать тело бомжа специальной дезинфицирующей смесью, имевшей сложный запах дихлофоса, ванили и огуречного лосьона. Для потенциального покойника эта процедура была вовсе не обязательной; Семен просто резвился. Напарник дико потряс похожий на огнетушитель баллон и направил его жерло на доставленного. Баллон пискнул и чихнул душным облачком, после чего разразился плотным потоком едкой пыли. Не знаю, зачем ему понадобился весь этот цирк.

Семен закончил обработку, сплюнул и поморщился:

— Ну и вонище! Да и ваще — не понимаю самоубийц. Дебилы, блядь.

Внезапно, будто протестуя Семену, Чехов выгнулся всем телом в дугу, округлил до предела глаза, заклокотал и обмяк, уже не смыкая глаз.

— Коза, бля, — процедил Семен и закрыл покойнику глаза.

Я сходил за Курамагамедовым. Доктор сказал, что перекурит и подойдет. Спустя минут десять, констатировав смерть, док стремительно зашагал к операционной.

— За мной! — бросил он нам, словно зазывал в атаку.

Мы вцепились в каталку и покатили за ним.

Доктор открыл дверь и махнул нам небрежно. Семен повел плечом и повиновался. Я вошел следом. Чехов лежал на металлическом щите каталки, голый и суровый. Бродячая жизнь оставила на его теле бесчисленные метки, точно расписывалась на нем за каждый прожитый день.

— Давай, — начал с меня Курамагамедов. — Абработка операцонного поля аднапрацетным йоданатом.

Корнцанг с марлевым тампоном в железном клюве заходил в моих руках, как ткацкий челнок.

— Тэпэрь рэжь.

Я сделал короткий штрих вдоль белой линии, но кожа не поддалась.

— Сыльней рэжь, нэ бабу гладищь! — возмутился Курамагамедов, взметнув к потолку указательный палец.

Повторный усиленный штрих глубоко рассек кожу.

— Апонэвроз, рэжь апонэвроз! — порхал надо мной док, тыча в белесую жилу.

Ткань разошлась, в ране показался желтый листок брюшины. Надрезав ее, я отворил полость живота. Живот ухнул, и нас обдало брюшной затхлостью.

— Маладэц! — с облегчением разрешившейся женщины выдохнул доктор. — Типэрь ты, — обернулся он к Семену. — Дрэнируй.

Напарник натянул перчатки, подошел к трупу, на мгновение застыл над раной, как вратарь, принимающий пенальти, и со сноровкой конвейерного автомата продолжил операцию.

Окунув в рану полую трубку и просунув в нее катетер, Семен вынул трубку, а катетер оставил. Затем ловко вдел в иглу нить и принялся шить слой за слоем, так, чтобы из штопаной раны торчал только дренажный катетер. Шил Семен так искусно, так скоро и безупречно накидывал он стежки, так отточенно двигался, что со стороны можно было подумать, будто оперирует робот.

Когда напарник завершил, доктор восхищенно каркнул и хлопнул его по спине:

— Крррасавчик, э, крррасавчик!!! Настаащий хэрург! Маладцы, студзенты. Типэрь всо убэрите и дэжурте.

Курамагамедов упорхал, нас осталось трое, включая Чехова. Мы расфасовали инструменты по контейнерам с хлорамином, перчатки и бязь кинули в грязные биксы для дальнейшей стерилизации.

— Пора Чехова на мороз, — сказал я.

Семен кивнул.

Мы довезли каталку до стальных дверей трупохранилища. Роль замка выполняла скрученная проволока. Семен нажал на выключатель и отпер дверь. Нас обдало холодом и запахом сырого мяса. Света внутри не было.

— Зашибись, темно, — оживился Семен. — Справа, вижу, вроде свободно.

Я же не видел ничего. Мы натянули перчатки. Семен руководил.

— Тебе руки, мне ноги. На раз-два бросаем.

Вцепившись в тощие конечности трупа, сняли его рывком с каталки. Чехов тяжело повис между нами, как плохо скатанный ковер. На счете два тело полетело вправо и исчезло в темноте, которая отозвалась серией тупых и гулких ударов.