Экватор - наш! - читать онлайн книгу. Автор: Александр Тамоников cтр.№ 4

Наконец, в-третьих, за пределами базы просто нечего было делать — ни водоемов, ни живописной полянки. Сплошной и труднопроходимый лес.

Посему жизнь на «Сонмаре» разнообразием не отличалась. Раз в неделю сотрудники позволяли себе поездку в захудалый городишко, где отоваривались продуктами или пили дешевое пальмовое вино в кафе. Иногда сами себе устраивали посиделки в столовой по случаю какого-нибудь праздника или дня рождения. Чаще вечерами сидели по жилым модулям и смотрели по «спутнику» каналы российского телевидения. Больше заняться было нечем.

Экваториальный климат на краю африканского континента тоже не радовал. Среднегодовая температура превышала двадцать пять градусов тепла, основная жара приходилась на март-июнь. Зато с августа начинался невыносимый сезон муссонов и дождей. Зима, как правило, была сухая, ветреная, с палящим зноем и жутким суточным перепадом температур.

Случались у сотрудников и любовные интрижки. Чаще короткие, как вспышки молнии — на день-другой или недельку. Реже — настоящая крепкая любовь.

Медсестра из Чехии Власта Руснич была высокой, стройной, с густыми темными волосами, обрамлявшими красивое лицо с мягкими правильными чертами. За неполные двадцать четыре года она успела окончить средний лицей, двухлетние курсы младшего медицинского персонала при Карловом университете, потрудиться акушеркой в хорошей клинике и завербоваться на работу в африканский Красный Крест. Здесь прилично платили и имелась отменная практика. Девушка знала английский язык, свободно говорила на русском.

Так вышло, что Власта приехала на базу практически одновременно с экипажем Николая Карбанова и сразу же познакомилась c разведенным Мишей Гусенко. Вначале ее сразила стать красавчика Мишки, позже, получше узнав его, девушка поняла, что за привлекательной внешностью скрывается и живой ум, с прекрасным чувством юмора, и доброе сердце, с необъятной широкой душой.

Путешествие по болотистой местности стало еще одним испытанием для экипажа Карбанова. Вязкая трясина, сменявшаяся затхлой стоячей водой и относительно сухими островками, простиралась на многие километры.

Власов вел группу по каким-то ведомым лишь ему одному ориентирам. Довольно часто запрашивая координаты у навигатора, он сверялся с картой и с записями в небольшом блокноте. Маршрут петлял меж одиноких деревьев и редких травянистых бугорков, на которых уставшие путники переводили дух.

Более всего авиаторов удивил тот факт, что местами — там, где болотная трясина была по-настоящему опасной, — под ногами на полуметровой глубине лежала гать из уложенных поперек пути бревен. Кто их уложил, давно ли и зачем — оставалось лишь догадываться.

Шли медленно. Первый час пути авиаторы пытались запоминать дорогу, однако линия маршрута складывалась настолько кривой, что скоро они окончательно запутались и бросили свою затею.

В восемь утра позавтракали на обширном островке, передохнули в лучах еще нежаркого солнца и снова отправились в путь.

На место прибыли около полудня.

— Ого! — не сдержал удивления бортовой техник. — Да тут натуральный пионерский лагерь!..

Местечко и впрямь впечатляло. Это был обильно поросший деревьями и густым кустарником островок посреди бескрайних болот. Островок имел метров восемьдесят в длину, пятьдесят в ширину. В центре кто-то соорудил из бревен два приземистых сарая с узкими окнами-бойницами. Один из сараев оказался жилым блиндажом вместительностью десять-двенадцать человек. Второй неизвестные строители приспособили под продовольственный склад, в его полутемных недрах Карбанов с трудом разглядел стеллажи с приличным запасом консервов, круп, муки, сухарей. Между сараями чернело кострище с двумя грубыми лавками, метрах в пятнадцати от блиндажа из-под земли бил родничок. За час в ловко приспособленную пластиковую банку из родника набиралось около пяти литров относительно чистой пресной воды.

Над постройками колыхалась от дуновений ветерка старая потрепанная камуфляжная сеть, вокруг шелестели листвой деревья и кустарники. В общем, заметить лагерь можно было, лишь подойдя вплотную.

— Откуда здесь все это? — удивленно спросил Николай.

— Эту точку обустроила пару лет назад одна из наших групп, — деловито ответил Сергей.

— И долго нам здесь придется куковать?

— Пока не знаю. Через полчаса свяжусь с командованием, доложу о прибытии, а оно пусть думает, как и на чем нас отсюда эвакуировать. Располагайтесь со своими людьми в блиндаже. Да и не забудьте поправить сетку на окнах, иначе насекомые замучают…

Мошкары и прочего гнуса на болоте действительно было с избытком — поболее чем в Сибири и на Дальнем Востоке. Это вертолетчики заметили еще по пути на островок — открытые части тел: руки, лица, шеи — зудели и имели пунцовый цвет от укусов.

Махнув своим ребятам, майор направился к блиндажу. Пора было обустроить место для отдыха и просушить насквозь промокшую одежду…

Так уж получилось, что следом за Михаилом Гусенко влюбился и его командир — Николай Карбанов. Объектом его воздыханий тоже стал медицинский работник — Елена Барина. Это была миниатюрная и очень милая тридцативосьмилетняя женщина, заведовавшая хирургическим отделением госпиталя.

Впервые она обратила внимание на Николая, когда тот проходил углубленный медицинский осмотр в рамках ежегодной врачебно-летной комиссии. Ее заинтересовал диалог врача-окулиста со статным пилотом лет сорока — сорока двух. Барина зашла по делу, но не стала отвлекать врача. Она встала у окна под струю прохладного воздуха кондиционера.

— Левый глаз, — скомандовала окулист и коснулась кончиком указки офтальмологической таблицы. — Какая буква? Эта какая? Эта?…

С крупными буквами пилот справлялся без проблем, а вот с мелкими дело не шло — он называл их, но с задержкой.

— Складывается впечатление, будто вы знаете таблицу наизусть и, перед тем как назвать букву, отсчитываете ее порядковый номер в строчке, — заметила врач.

— К сожалению, вы правы, — смущенно признался Карбанов.

— Ладно, продолжим… — сменила она буквенную таблицу Сивцева на таблицу символов Головина.

С данным тестом проблем нарисовалось еще больше: майор морщил лоб, щурил глаза, всматривался и… не угадывал направления разрывов в черных кружочках.

Присев за рабочий стол, женщина-врач развела руками:

— Не понимаю, как вас допустили к полетам мои коллеги, Николай Алексеевич. У вас же дальнозоркость!

— Я знаю, — кивнул тот. — Но мне она не мешает.

— Но как же вы летаете?! Вы, наверное, и приборов-то не видите?…

— Вижу. Конечно, не так хорошо, как в молодые годы, но показания различаю. К тому же у меня очень хорошая мышечная память.

Барина с интересом наблюдала за тестированием. Услышав последний ответ, поинтересовалась:

— Позвольте, а при чем тут мышечная память?