Клотильда с ужасом смотрела на деда, надеясь, что ее догадка не подтвердится.
– Ты задействовал собственную полицию? Решил сам вершить правосудие?
– О чем ты говоришь? О каком правосудии? О том, что вершат бюрократы с континента? Присяжные, которым то и дело напоминают о презумпции невиновности, вопреки очевидности? За неимением доказательств! Ты адвокат, дорогая, и понимаешь, о чем речь. Я как-то участвовал в подобных цирковых представлениях, поэтому не верю ни в официальную юстицию, ни в закон. Не верю в гражданское право и уж тем более в уголовное.
У Клотильды закружилась голова.
– Ты стал карающей дланью?
– Был суд. Справедливый и беспристрастный.
– И маму защищал адвокат?
– Извини, Клотильда, но я никогда не понимал, зачем нужны адвокаты, – серьезно, без тени иронии, ответил Кассаню. – К тебе это, само собой, не относится. Ты занимаешься разводами и всеми сопутствующими проблемами, это веление времени, нет ни хороших, ни плохих, должен быть арбитр, чтобы все улаживать. Я о другом – о преступлении. Есть следствие, улики, дело, факты, суд, приговор. И адвокат, который пытается все извратить, перевернуть с ног на голову. Зачем виновным адвокаты?
– А невиновным?
Кассаню жирно хохотнул:
– Невиновным? Знаешь, кто такой невиновный? Преступник с хорошим адвокатом.
Клотильда сжала кулаки. «Бога благодари, дедуля, что я хочу выяснить, как далеко зашло твое безумие. Мне есть что сказать о твоем понимании правосудия. Я напомню, что твой внук гниет в тюрьме, что ты как миленький оплатишь услуги лучшего адвоката, раз не веришь в меня!»
– Ну давай, расскажи мне, как проходил тот беспристрастный суд.
Кассаню взглянул на дерево и остановился. Клотильда помнила легенду, связанную с этим местом. Именно здесь кондотьер Сампьеро Корсо приказал повесить родственников жены, которые предали его и продали генуэзцам. К своей супруге, Ванине д’Орнано, он проявил милосердие – задушил собственным шарфом.
– Я собрал друзей, местных жителей, надежных, знающих, что такое честь, клан и семья. Двенадцать человек для жюри присяжных.
– Базиль Спинелло был в их числе?
– Да…
– Кто еще? Кузены? Свидетели появления Саломе на семейном обеде в День святой Розы?
На этот вопрос Кассаню отвечать не захотел.
– Ты считаешь, что твоя мать была заведомо обречена, но это не так. Я жаждал непредвзятого правосудия, хотел, чтобы присяжные опирались только на факты. Искал не виноватого, а убийцу сына и внука.
– И нашел Пальму? Мою мать? Это она залезла под машину и открутила гайку? Десять присяжных поверили в подобное?
– Она была архитектором, Клотильда, и разбиралась в технике. Я проверил другие возможные версии. Главы кланов поклялись честью, что не имеют к этому отношения, и я им поверил. На Корсике не подстраивают аварии, не трогают детей. Врага убивают, глядя ему в лицо. Тот, кто покопался в машине, знал, что управление может отказать на любом повороте. Преступление было преднамеренным, и нам следовало ответить на вопрос о мотиве. Кому выгодно? Ответ очевиден, даже если он тебе не нравится. Твоей матери! Она в тот вечер хитростью вынудила соперницу сесть в машину рядом со своим мужем, который ее разлюбил, собирался развестись и отнять детей. Поль не остался бы на острове с Саломе и Орсю без тебя и Николя. При разводе Пальма теряла все, в том числе деньги Идрисси. А вот если бы наследник состояния погиб в аварии, пока они еще были женаты…
Кассаню перевел взгляд на верхушки деревьев Сампьеро Корсо, словно вспоминая.
– Твоя мать приказала отцу не брать вас в машину. Повторила это дважды, прежде чем сбежать.
Они преодолели открытый участок пути и снова углубились в тень маккии. Кассаню старался отдышаться и шел молча.
«Что, если он прав? – подумала Клотильда. – Может, адвокаты и правда нужны для одного – разбивать в пух и прах неоспоримые доказательства? Выдавать очевидные вещи за совпадение? Внушать сомнения?» Она сама адвокат и пользуется подобными приемами.
– У меня ни разу не возникло сомнений… – Старик угадал ее мысли. – Твоя мать знала, что в тот вечер никуда не поедет. Только у нее был мотив, даже несколько: любовь, деньги, дети. Она собиралась на свидание к любовнику. Пальма указала на себя, защищая вас, но у нее не было выбора.
Кассаню Идрисси повернулся и взял внучку за руку сухой морщинистой ладонью, похожей на кору пробкового дерева.
– Клянусь тебе, девочка, я искал. Искал других возможных виновных и другие объяснения. Ни одно не выдерживало критики.
– Но виновность моей матери тоже не была доказана и основывалась на домыслах.
Кассаню издал тяжелый вздох. Они вышли к распаханному полю, на котором паслись козы.
– Вот почему я хотел обойтись без адвоката! Мне нужно было настоящее правосудие. Все французские законники одинаковы: нет ни одного доказательства – значит, нет виновного и не будет приговора. Лучше отпустить сто виноватых, чем осудить одного невиновного. Я не мог допустить, чтобы убийца моего сына и внука осталась на свободе. Жюри присяжных, собравшееся в Арканю, сделало свою работу, никто не усомнился в виновности твоей матери.
Господь милосердный… Клотильду била дрожь. Стоявшее в зените солнце обжигало кожу, но леденило кровь. Дед присел на гранитную пирамидку, и она вспомнила, как девочкой приходила на равнину Паоли. Рассказывали, что один из автономистов
[185] закопал здесь клад из золотых монет, которые незадолго до революции отчеканили в Корте
[186], когда Корсика уже не была итальянской и еще не стала французской. «Сокровище послужит острову, когда он завоюет независимость» – так будто бы сказал хозяин золота, но никто не нашел ни одной монеты, а искали многие.
Легенда, слух – и ноль доказательств.
– Жюри признало твою мать виновной. В другие времена – те, что Мериме описал в «Коломбе» и «Маттео Фальконе», – Пальму осудили бы на казнь. Двадцать семь лет назад я без колебаний вынес бы ей смертный приговор, но остальные воспротивились. Лизабетта. Базиль. Несмотря ни на что, Пальма оставалась членом семьи Идрисси и матерью нашей внучки. «И потом, она ведь так и не призналась, – сказала моя жена. – Что, если однажды выяснится другая правда?» Базиль хотел спасти Пальму и выдвинул другой аргумент: мы не должны быть менее цивилизованными, чем люди с континента, а они больше не казнят даже самых жестоких преступников. И мы приговорили ее к пожизненному заключению. Над Арканю, в маккии, хватает мест, где можно навсегда изолировать человека от мира. Твоя мать не протестовала. Да, она не призналась, но и не защищалась. И ни разу не попыталась сбежать.