Campa sempre.
Шум в соседнем помещении заставил ее вздрогнуть.
Из туалета вышла уборщица-марокканка в синем, шитом золотом платье – джелябе – и белом платке на голове, с ведром и шваброй. Клотильда показала ей листок.
– Campa sempre, – на безупречном корсиканском произнесла женщина.
Клотильда воспрянула духом.
– Что это значит?!
Уборщица удивилась и сказала:
– Она жива. Она по-прежнему жива.
53
Среда, 23 августа 1989,
семнадцатый день каникул,
небо цвета синяка
– Кло…
Я нехотя сдвигаю наушники:
– Ну что еще?
– Поехали.
Куда?
Я вздыхаю. Просыпаюсь. Пытаюсь вернуться с небес на землю. Каменная стена врезается в спину, скамья царапает голые ноги. В овчарне тихо, как будто все разъехались.
Куда?
Я закрываю глаза, вспоминаю лица членов клана Идрисси, желтые розы, вино Clos Columbu, шумный разговор. Открываю глаза – передо мной Нико, сегодня он похож на профсоюзного функционера. На переговорщика, который должен убедить грабителей банка отпустить заложников.
Со мной это не пройдет!
Мое сердце это терпит каждый день
[181], воет Ману Чао. Я делаю громче. Не хочу покидать странную грезу. Выпрямляюсь, беру тетрадь и ручку.
Я все еще не пришла в себя, не знаю, сколько спала, и не очень понимаю, где нахожусь. Почти стемнело, а засыпала я при свете.
Начинаю медленное всплытие…
Рассказать вам сон, пока он не улетучился? Пока я снова не заснула? Обещаю, вы удивитесь!
Знаете что?
Вы там были, мой читатель из будущего. Были в моем сне!
Клянусь! Ну, не вы, не совсем вы, но события странного сна происходили в ВАШЕ время! Не через десять, не через тридцать лет. Как минимум через пятьдесят.
Николя никуда не делся и выглядит раздосадованным.
– Кло, тебя все ждут. Папа не станет…
Папа?
Я что-то пропустила? У папы изменились планы?
Смотрю на луну в небе, ее отражение на воде и начинаю писать еще быстрее; не сердитесь, мой обожаемый читатель, если я не успею закончить одну из фраз, не допишу слово, оставлю вас так сказать «на перроне». Папа дернул меня так сильно, что чуть не вывихнул руку. Дневник и ручка остались лежать на скамье. Так что – на всякий случай – целую, прощаюсь и…
…продолжаю.
У Николя странный вид, можно подумать, пока я спала, на острове случился конец света, во двор овчарни упал метеорит, цунами вырвало с корнем большой дуб.
Надо торопиться, не расслабляться, иначе сон ускользнет…
Все происходит в будущем, на пляже Ошелучча, я узнала скалы, песок, очертания бухты. Они остались прежними, а я превратилась в бабульку! Среди красных скал выросли странные здания из невиданных, почти прозрачных материалов, какие иногда рисует мама. Бассейн похож на нынешний – такой же большой. Я сижу на бортике и болтаю в воде морщинистыми ногами.
Слышу папины шаги и ускоряюсь.
В моем сне о будущем есть Наталь. В бассейне плещутся дети – возможно, мои. Или внуки? Не знаю. Но я счастлива, потому что за пятьдесят лет ничего не изменилось, рядом все мои близкие, никто не умер. Время проходит, но оно ни в чем не виновато, и мы ошибаемся, называя его убийцей…
* * *
Он перевел взгляд в пустоту.
Дневник заканчивался этим словом.
Убийца.
Он прочел его еще раз и закрыл тетрадь.
54
23 августа 2016
10:30
Клотильда уже приходила сюда ночью.
Но тогда ее вел Орсю.
Она понятия не имела, как найти пастушью хижину при свете дня. Приметы были расплывчатые: миновать реку, вскарабкаться по крутому склону, пересечь бесконечную гаригу
[182].
Она бросила машину у подножия тропы, ведущей к Casa di Stella, в том самом месте, где в полночь ждала Орсю. Столичные сыщики остались в жандармерии.
Campa sempre.
Клотильда ничего больше не добилась от Орсю, но узнала главное. Ее мать жива!
Двадцать семь лет назад Пальма погибла у нее на глазах, но странный брат подтвердил то, в чем она уверилась, вернувшись на Корсику, то, что всегда знала.
Мама жива.
Мама ждет ее.
В хижине.
Клотильда влезла на холмик, с которого был виден двор овчарни в Арканю, и замерла.
…Задержись на несколько минут под зеленым дубом. – до наступления темноты.
Я увижу тебя и, надеюсь, узнаю.
Пальма скрытно наблюдала за дочерью и теперь где-то прячется – на горе́ или в зарослях дрока и вереска, доходящих человеку до пояса. Очень удобно: ты следишь, а тебя не видят, подслушиваешь, а тебя не слышат, шпионишь – и остаешься вне подозрений. Глупо, но Клотильда вообразила, что, оказавшись на месте, вспомнит форму валуна, изгиб ствола, колючую ветку шиповника, узнает ночные тени, найдет указатели. Увы… Невозможно сориентироваться в лабиринте каштанов и дубов, окруженных земляничником. Голова кружилась от ароматов бескрайней маккии.
Клотильда готова была сдаться, вернуться в Кальви и попытаться улестить инспекторов из Аяччо, чтобы те отпустили Орсю под ее поручительство. Глупейшая из иллюзий! Он арестован по подозрению в убийстве, понадобятся недели, чтобы судья распорядился провести реконструкцию преступления.
И тут она увидела.
Пятно. Пурпурное пятно между ягодами земляничника.
Капля крови.
Еще одна – метром дальше, на сухой земле. Третья нашлась на стволе кедра. Можно подумать, у Мальчика-с-Пальчик кончились белые камешки и он вскрыл себе вены.
Хотел указать ей дорогу?
Клотильда пошла по окровавленной тропинке, в очередной раз почувствовав себя полной дурой. След мог оставить раненый зверь – лисица, кабан или олень. Она дотронулась пальцем до пятна и поняла, что кровь свежая.
«Что еще ты себе напридумывала? Что за несколько минут до тебя к хижине направился незнакомец? Что он ранен, истекает кровью и все равно пытается тебя опередить? Бессмыслица какая-то…» Но здесь точно кто-то шел – листва примята, ветки сломаны.