Червоне она займется позже.
Завтра с утра, на рассвете.
А эта ночь принадлежит ей.
Клотильда выпустила руку Наталя и отошла в сторону. Он с завистью смотрел на компанию подростков, передававших по кругу бутылку пива.
Где ты?
Она повторила вызов, но ответа не получила – как и в предыдущие десять раз.
Ну ладно, в открытом море сети нет, но по ночам Франк и Валу бросают якорь. Безразличие Валентины не удивляет, она всегда откликается только на одиннадцатый раз.
А вот Франк…
Клотильда оторвала взгляд от экрана телефона и посмотрела на темную пустынную часть пляжа, защищенную зубчатыми скалами, похожими на мохнатых чудищ. Под ногами скрипел морской критмум
[171], в нескольких метрах от берега, у подножия спящих рифов, танцевала тень маленькой рыбацкой шхуны: «Арион» ждал, качаясь на волнах.
Музыка подталкивала их в спину сильнее ветра.
Наталь улыбнулся, подвернул штанины и протянул Клотильде руку. Он шел в темноте «наизусть», не боясь оступиться, а у воды подхватил ее на руки, чтобы доставить на «Арион» сухой.
Из его затеи ничего не вышло – вымокли оба, но это не имело значения. Важно было одно: сотни танцоров на пляже не могли их видеть.
Depeche Mode
[172] гремели в такт шуму волн.
Морской бриз холодил кожу.
Клотильда чувствовала опьянение, ей казалось, что она переживает последние мгновения долгого кошмара и через несколько часов истина явит себя миру. Возможно, – как бы глупо это ни звучало – загнанный в угол Червоне призна́ет, что ее мать жива и все эти годы ждала дочь.
Клотильда проверила телефон и начала стаскивать мокрый комбинезон. Стриптизерша из нее никакая, так что придется включить самоиронию.
– Прекрасная итальянка тебя завела? – спросила она.
– Хм… Molto-molto
[173], – пропыхтел он, снимая майку. – Если бы ты согласилась называть меня Брэдом…
– Отказано! Для меня ты всегда был и останешься Жан-Марком Барром. Актером одной роли человека-дельфина.
Клотильда прижалась холодным мокрым телом к Наталю и решила, что они должны любить друг друга именно в этой позе, как сардинки (смешно!). Например среди поля, в высокой траве, на обочине дороги, в кровати высотой до потолка, в вагоне поезда на Венецию, под сценой театра в разгар представления….
Судно плавно раскачивалось.
Ее жизнь тоже.
– Может, уйдем?
Клотильда и Наталь лежали на палубе «Ариона», как в люльке. Она так и не смогла найти Бетельгейзе среди сотен других звезд, хотя очень старалась.
– Так уйдем? – повторила Клотильда.
«Арион» удерживала на месте разлохмаченная веревка, ее можно было перерезать одним взмахом перочинного ножа, или перекусить зубами, или разорвать острым ногтем. Р-раз – и прощай, земля!
Где-то далеко, в благоговейной тишине, Мария-Кьяра запела а капелла Sempre giovanu. Клотильда очень хотела соединиться с Наталем под эту божественную музыку, исполнив наконец заветную мечту юности и всей жизни, но не сдержалась и достигла пика наслаждения под припев Joe le taxi.
Приезжай сюда, Джо,
Приезжай сюда скорее,
Поезжай ночью к жрице любви…
Все ради этого.
«Может, уйдем?» – мысленно повторила она.
Наталь не ответил.
Спрашивать снова она не стала.
Они молча караулили бархатный купол небес, надеясь, что хоть одна звезда утратит представление о времени и упадет вниз.
Клотильда хотела загадать желание…
– Мне пора, Кло…
Ей показалось, что развеселившееся божество решило вдруг перемешать все светила и заставило их пуститься в пляс.
– Домой?
– Смена Аурелии заканчивается в полночь. Я должен вернуться раньше.
Как же ей найти в этом хаосе Бетельгейзе, астероид Маленького принца, Кастор и Поллукс
[174]? Да любую звезду, способную внушить мужчине вечную любовь?
– Зачем, Наталь?
Он встал и начал одеваться, пошатываясь, как хмельной любовник на заре.
– Почему ты столько лет оставался с ней? С такой, как она?
Наталь улыбнулся: «Ты действительно хочешь знать?» – и она ответила улыбкой.
– Тебе трудно это принять, но она очень старалась организовать мою жизнь, упорядочить ее. Аурелия внимательная, честная, прямая женщина, она всегда рядом, и я ей доверяю. Жена любит меня…
– Понимаю… Я все понимаю и верю тебе. – Звук собственного голоса показался ей металлически хриплым, и она приказала себе успокоиться, прежде чем продолжать разговор. – Понимаю, но это не снимает вопроса, Наталь, ведь ты ее не любишь.
– Ну и что, Клотильда? Ну и что?
Иди. Иди и смотри, любовь моя!
[175]
Они расстались. Разошлись в разные стороны. Курлыкнул телефон Клотильды. Сообщение от Франка. Наконец-то!
Все в порядке.
Вернемся через несколько дней, как договаривались.
Люблю тебя.
В голове все еще звучали слова Наталя: «Ну и что, Клотильда? Ну и что?»
Зеркальное отражение ее жизни.
– Я знаю, что ты ее не любишь.
– Ну и что?
47
Среда, 23 августа 1989,
семнадцатый день каникул,
небо цвета аквамарин
Великий день настал!
Мы дожили до 23 августа, мой вчерашний и завтрашний читатель.
День святой Розы – нежное пробуждение, вечер обещаний, ночь ласк.
День «С» – Совокупления – для моего старшего братца-обормота Николя (об этом, надеюсь, вам напоминать не нужно!). Среда «В» – Вранья – для папы с мамой, они будут врать друг другу в годовщину встречи, поклянутся, что по-прежнему влюблены, что любовь существует, о да, конечно, куда же без любви, она кладет подарки у камина и согревает остывшие мятые простыни, когда любовники засыпают. Для взрослых Любовь – вроде Рождественского Деда.