– Проехали, Червоне…
Он не обиделся. Не отпустил ее руку. Клотильда закусила губу – она ни за что не разнюнится перед этим гадом! Не хватало, чтобы он подавал ей носовой платок. Разговаривать с ним она в любом случае не станет. Ей вдруг пришло в голову, что она с самого утра не видела в кемпинге Орсю. Куда он пропал после ночной вылазки? Конечно, можно спросить у Червоне, но она не собирается откровенничать с директором кемпинга.
– О Якобе Шрайбере по-прежнему ничего не слышно?
– Нет, – ответил Червоне. – Если старик не объявится до вечера, я сообщу в жандармерию.
«А почему ты до сих пор этого не сделал? – подумала Клотильда. – Вы ведь приятели с капитаном Кадна…» Вслух задать вопрос она не успела.
– Звонила твоя бабушка Лизабетта, она была в панике и сказала, что дедушка Кассаню хочет увидеться с тобой. Как можно скорее.
– В Арканю?
– Нет… – Спинелло выдержал драматическую паузу и закончил: – Наверху. Там. – Он кивнул в сторону Капу ди а Вета, на пухлые облака.
Клотильда проследила за его взглядом и заметила крошечный черный крест на фоне неба. Чистые, легкие воспоминания, подкравшиеся к ней, как дар свыше, спугнула глумливая реплика Червоне:
– Если безумный старик не полетит на вертолете, а потащится пешком, он точно сдохнет у подножия этого креста.
43
Вторник, 22 августа 1989,
пятнадцатый день каникул,
небо голубое, как Земля из космоса
Ку-ку, мой конфидент, проснулись?
Вы в форме? Можно начинать рассказ о моих снах и утренних кошмарах? Очень раннеутренних! Если скажу, который час, вы обалдеете.
Помните мою миссию, мой договор с Наталем о поцелуе в щеку, если удастся уговорить дедушку Кассаню? Я сдержала обещание, попросила о встрече – деловой! – и дед согласился. Назначил время и место: Арканю, 05:00 утра!
Я никогда не встаю раньше двенадцати…
Пять утра? А вот и не слабо. Я явилась вовремя, не зная, что меня ждет.
Должна сказать, мой мудрый, неболтливый читатель, что переживаю во время этих каникул потрясающие эмоции. Каждый день мечется между худшим и лучшим: враньем взрослых – и плаванием с дельфинами. Сегодня чувствую себя легкой и свободной, захочу – оседлаю облако или поймаю за хвост королевского орла.
Ладно, сказала «а», придется выложить все до конца.
В пять утра, задолго до восхода солнца, дедуля ждал меня во дворе Арканю, у подножия зеленого дуба, с палкой в руке и биноклем на шее, который он тут же перевесил на меня.
– Смотри. – Он указал на горную гряду на юге, выше Нотр-Дам де ла Серра.
Крест!
Или то, что от него осталось.
– Побеседуем под крестом, Клотильда. Готова?
Он ухмыльнулся, глядя на мою толстовку Guns’N’Roses и кеды.
Я сделала вид, что ничего не заметила, и этак небрежно пообещала:
– Буду ждать тебя наверху…
Сдулась я очень скоро.
Семьсот три метра… от уровня моря!
Четыре часа мы поднимались по отлогому склону, который постепенно становился все круче, а последние безумные двести метров карабкались на четвереньках, как муфлоны. В полной тишине. Вообще-то дед молчал практически всю дорогу, даже во время короткого привала, когда мы остановились поесть сыра и копы, в тот самый момент, когда солнце выплыло из-за Корсиканского мыса. Толкиновский пейзаж – огромное огненное кольцо поднимается над длинным иссушенным пальцем.
Сейчас я уже успокоилась. Сердце бьется размеренно, ноги перестали дрожать и не скользят по осыпи, голова не кружится. Я сижу под крестом. Как только мы добрались, дед сказал, что его называют Крестом австрияков, потому что первыми покорили вершину альпинисты из Вены, пятьдесят лет назад. Поставили крест в 1969-м, и за два десятилетия он здорово пострадал от непогоды. Мне показалось, что любой порыв ветра может сорвать его с места и унести прочь.
У дедули Кассаню Крест австрияков вызывает ухмылку, он говорит, что местные корсиканцы забирались на Капу ди а Вета задолго до парней из Вены. Ему самому не было и восьми, когда он в первый раз дошел до вершины с Панкрацием, моим прадедушкой.
Я понимаю зачем.
Это нелегко объяснить словами, но, оказавшись наверху, на маленьком каменном куполе, где мы сейчас сидим, чувствуешь себя… властелином мира. Ветер гудит в ушах, напевает, бормочет: «Ну же, оглядитесь вокруг, насладитесь видом, немыслимой красотой, сотворенной гигантами. Или детьми. Знаете, как дети лепят из пластилина?»
Я чувствую, что парю, мне кажется, мы с дедом одни-одинешеньки на горе. Во время подъема он останавливался каждые двадцать метров и ждал меня, а сейчас совсем не выглядит усталым. Ему я могу рассказать все что угодно.
Вы теперь хорошо меня знаете и понимаете: я себе не отказала.
– Вот что меня удивляет, дедушка: все здесь тебя боятся. А я думаю, ты добрый.
«Операция Белуга». Дело прежде всего. Нужно его умаслить…
– Злой. Добрый. Это всего лишь слова, детка. Из добрых побуждений можно устроить катастрофу, испортить собственную жизнь и даже убить.
Убить?
Запишу в дневник и подумаю об этом в выпускном классе, на занятиях по философии.
Я повернула голову, чтобы полюбоваться пейзажем, напоминающим жеод
[152], виденный мной в Городке науки и индустрии
[153] (это был лицейский «визит года»!).
– Дед, где проходит граница участка, который тебе принадлежит?
– Нам принадлежит, Клотильда. Ничто никогда не принадлежит одному человеку. Что бы он стал делать с этим добром? Попробуй представить себе богатейшего богача за всю историю мира. Кто бы это мог быть? Человек, устранивший всех вокруг и живущий один, среди произведенных другими бесценных вещей? Он станет не только самым богатым, но и самым бедным обитателем планеты – ведь сравнивать будет не с кем. Для разговора о богатстве нужны как минимум двое. Смотрела когда-нибудь вестерн? Герои, супруги-поселенцы, строят дом посреди пустыни. Растет семья, умножается богатство, рождаются дети, появляются внуки. Земля, дом, память – нужно их передавать по наследству. Говоря абстрактно, богатство должно быть достоянием племени, рода, всех, кто когда-либо помогал друг другу. Богатство принадлежит острову, стране, всему миру, если человечество способно быть единым, как муж и жена, семья, род. – На этих словах дедуля посмотрел мне в глаза. – К несчастью, не получается. И никогда не получится, и мы должны защищать то, что нам принадлежит. Мы – хранители равновесия между эгоизмом каждого человека и безумием мира. Таков мой ответ, детка, вот все, что нам принадлежит.