Скобка.
Она закрылась.
Драм-машина взорвалась барабанным грохотом прежде, чем Мария-Кьяра открыла глаза и выдохнула последнюю ноту, за которой последовала пошлая синтезированная кода. Люди на пляже узнали ее с первого аккорда.
За дрожью последовал транс.
Платье Марии-Кьяры упало к ногам. Она осталась в купальнике.
Снежно-белом, похожем на вторую кожу.
Boys boys boys
[96], завопила толпа, опередив первые ноты мелодии.
Мария-Кьяра улыбнулась, шагнула вперед, отступила, разбежалась и…
Boys boys boys
…нырнула.
Она появилась на поверхности бассейна – с мокрыми, прилипшими к голове волосами и растекшимся гримом, – но это не имело значения. Всех волновал и возбуждал только верх купальника, ставший прозрачным, как в «первоисточнике».
Boys boys boys, без устали повторяла Мария-Кьяра в другой микрофон – большой, всех цветов радуги пластиковый шар. Воздушные пушки вздували облака пены. Певица прошептала:
– Come with те
[97].
Три телохранителя дружно отодвинулись, и на песок (в тысячный раз) обрушился ворох одежды. Через несколько минут в бассейне бултыхались сто человек, горланя Boys boys boys.
Summertime Love
Самые смелые девушки сняли лифчики.
Но не Мария-Кьяра.
Женщина без возраста.
Не стареют только старомодные шлягеры.
– Я подруга детства Марии-Кьяры.
Темнокожий великан-телохранитель не поверил.
Толпа танцевала на другом конце пляжа под музыку в стиле техно, мало похожую на «мелодии восьмидесятых».
Побудем еще, мама?
Немного, ответила Клотильда на просительную эсэмэску дочери. Валу написала, как только отзвучала последняя песня итальянки, то есть двадцать минут назад. Клотильда ждала на грунтовой стоянке, рядом с караваном автобусов. Других поклонников поблизости не было, но дверь оставалась закрытой, а секьюрити и слушать ничего не желал.
– Может, вы все-таки постучите? Скажете, что фанатка хочет поговорить, ей будет приятно.
Мускулистый гигант снизошел до улыбки – наверное, пожалел «пожилую тетку», – но просьбу выполнил.
– Мадам Джордано, это к вам.
Мария-Кьяра отреагировала мгновенно. Она была в пеньюаре и полотенце-тюрабане на голове, с умытым лицом.
– Ну?
Клотильда не ожидала, что она окажется такой красивой. Подтяжки, липосакция, силикон сделали свое дело, и пластический хирург поработал на славу. «Напоминает машину, переделанную на индивидуальный лад, – подумала Клотильда. – Слегка вульгарная, но оригинальная, гордится своей особостью и привлекательностью. Ей плевать на восторг и замешательство. Какая разница, кем быть – монстром или иконой?»
– Дашь сигаретку?
Телохранитель – он был лет на двадцать пять моложе дивы – нервным движением достал из пачки сигарету, прикурил с видом перепуганного Джона Уэйна
[98] и поднес ее к губам Марии-Кьяры, не зная, куда девать глаза.
Сейчас он больше всего напоминал пажа у ног королевы.
– Значит, ты и есть моя последняя поклонница? – спросила Мария-Кьяра. – Надеешься войти? Даже не думай, красавица, я не из тех, кто меняет окрас, когда мужики отворачиваются!
Она расхохоталась.
Пластика и удлиненные к вискам глаза делали ее похожей на кошку. Клотильда почему-то очень не любила слово «пума», но сейчас оно было вполне уместно.
Нет, все-таки тигрица…
– Я Клотильда. Сестра Николя. Помнишь Николя Идрисси?
Мария-Кьяра прищурилась, как будто пыталась вспомнить, хотя Клотильда готова была поклясться, что ее узнали с первого взгляда – выдали побелевшие от напряжения пальцы, вцепившиеся в облупленную дверцу вагончика.
Мария-Кьяра покачала головой:
– Не помню. Кто-то из бывших?
Вид у нее был искренний. Можно подумать, Берлускони нанимает танцорок в кордебалет за актерский талант. Клотильда пожалела, что не захватила с собой фотографии Николя.
– Лето восемьдесят девятого. И пять предыдущих – начиная с восемьдесят четвертого.
Певица выдохнула дым в лицо телохранителю и заправила выбившуюся мокрую прядь под полотенце. Рукав пеньюара соскользнул к плечу, обнажив татуировку в виде розы в черных шипах.
– Восемьдесят девятого! – изумилась звезда. – Увы, куколка, мы не молодеем. Я тогда была бомбой-сладкоежкой, выбирала парней, как лакричные палочки из пакетика «Харибо», и твой братишка…
Ты не могла забыть год, когда потеряла девственность, киска, так что не морочь мне голову!
– Высокий блондин. Милый. Год ламбады. Он танцевал почти так же хорошо, как ты.
Мария-Кьяра выплюнула окурок, нервно ковырнула краску.
– Прости, дорогуша. У меня пять тысяч фанов на «Друзьях детства», а тех, кто меня тискал, вообще не перечесть.
Наглое вранье! У Клотильды не осталось выбора. Она решилась.
– Я говорю о том, кого нет на свете, Мария. Он погиб на дороге к мысу Ревеллата. В тот вечер, когда вы с ним должны были впервые заняться любовью.
Красный ноготь сломался.
Улыбка осталась холодной.
Браво! Гран-при Венецианского кинофестиваля за лучшую женскую роль!
– Прости, не помню. Я очень устала. Заглядывай как-нибудь. Пока.
21
Четверг, 17 августа 1989,
одиннадцатый день каникул,
грандиозно голубое небо
Порт Stareso – это бетонный причал и три дома под маяком де ла Ревеллата. Довольно долго он был закрыт для публики. Здесь находится научная база океанологов, но этим летом они начали пускать посетителей – ныряльщиков, рыбаков и – раз в неделю – дюжину бродячих торговцев, которые продают на молу товары местного производства.
Мама не могла этого пропустить. Она об-б-бож-а-а-ает рынки.
Ей нравится разыгрывать «даму в панаме». Она слоняется, смотрит, щупает, восторгается, приценивается, торгуется, ругается, уходит и возвращается, покупает и тут же об этом жалеет. Когда мне было двенадцать, мы провели неделю в Марракеше. Я чуть не умерла со стыда на базаре, куда опрометчиво согласилась пойти вместе с мамой.